Один шанс из тысячи... Зеленый свет
Шрифт:
В клинике его часто посещал дядя и разговаривал с ним попросту. Он рассказывал о незначительных семейных событиях, делился впечатлениями от последних прочитанных книг, словом, вел себя так, будто ничего не изменилось и не было ссоры. Только об одном дядюшка не говорил — о своей работе в науке, столь притягательной для племянника, о которой тот когда-то мечтал, как о смысле и цели своей жизни.
И племянник понимал дядюшку, его чуткое стремление не задеть, обойти больное место. Старому ученому удалось как будто прочитать тревожные мысли Кедрова: сумеет ли тот после шести лет скитаний занять
Кедров остановился у подъезда и отступил на шаг — тот ли это дом, где прошла вся его жизнь? Ему ли не узнать! И этот подъезд, и эти окна… Вот здесь, на первом этаже — комнаты дядюшки, а в углу — большое окно его собственной комнаты. А дальше длинный коридор, а еще дальше — лестница во второй этаж, ведущая в лабораторию института. Давно забытое, ничем не омраченное чувство радости мгновенно охватило его. Он шагнул к парадному и позвонил. Дверь отворилась.
— А, Сашок…
Дядюшка сделал вид, будто Сашок покинул этот дом сегодня утром и теперь возвращался, как всегда. Эта милая искусственность старика возвратила Кедрова к действительности и смыла радость.
Он вошел и в нерешительности остановился. Хозяин провожал гостей, по-видимому, группу своих учеников. До Кедрова донеслись обрывки фразы:
— …Синапсы…нейроны… Все дело в том, чтобы сконструировать точную модель мозга.
Кедров с жадным любопытством глядел на этих людей. Все они казались ему очень юными, жизнедеятельными. О синапсах и нейронах говорил высокий молодой человек с черными вьющимися волосами.
— Синапсы, нейроны, — мысленно повторил Кедров. Он подумал о том, что шесть лет назад биологи никогда не заходили в физическую лабораторию его дядюшки.
…За накрытым столом все было привычным — и старомодный розовый абажур, скрадывающий свет, и скатерть, показавшаяся Кедрову знакомой, и лицо тетушки, которая старалась не волноваться, и, разумеется, дядя.
— Нет, нет, не проси, Сашок, — говорил он племяннику. — Я вижу по твоим глазам. Не терпится взглянуть на лабораторию, а? Ну, ничего. Завтра с утра, а сегодня — спать и спать.
Кедров пожал плечами. Он ни о чем не собирался просить. К чему торопиться? Он хорошо представлял себе, как трудно будет начинать ему все снова.
…В постели он ворочался с бока на бок. Синапсы, нейроны, девушка, которая шагает шесть лет, дядя… Все это вот-вот должно было перепутаться, если бы пришел сон. Но сон не приходил.
Почему дядюшка хотел показать ему лабораторию завтра? Почему завтра, а не сегодня? Опять его оберегают, как больного, советуют, диктуют…
Нет, он посмотрит лабораторию не завтра, а сегодня, немедленно посмотрит сам. Раньше он всегда мог когда угодно входить туда. А теперь?
Кедров осторожно поднялся с постели…
Когда он вошел в лабораторию, его охватило щемящее чувство — вставали образы прошлого, навевая тоску…И тогда были вот эти ниши, словно нарочно приспособленные для гигантских электронных ламп. Рядом стояли огромные ящики счетных машин. Теперь нет всех этих колоссов, и ниши кажутся опустевшими — там стоят изящные столики со скромными приборами, похожими на обыкновенные радиоприемники. А вот и счетчик Гейгера — старый друг, безмолвный спутник его долгих исканий в глубинах микромира. И Кедрову уже приятно, что комнаты лаборатории кажутся знакомыми, приятно само удивление тому, что видят его глаза.
Он прошел в библиотеку. Здесь ничего не изменилось. Кедров снял с полки книгу, другую, потянулся к журналам, привлекавшим внимание пестрыми обложками. Так было и прежде — привычка, сохранившаяся со студенческой скамьи: много, очень много книг в руках, их едва тащишь к своему рабочему месту.
В комнатах лаборатории полумрак. Кедров едва не падает, споткнувшись о небольшое возвышение, похожее на сцену. Сцена уходит вглубь, а перед ней — большой, пожалуй, слишком большой, письменный стол и кресло. Это очень кстати — можно полистать книги и журналы.
Опустившись в кресло, Кедров тотчас заметил прибор — небольшой плоский экран, как бы врезанный в поверхность стола и прикрытый сверху блестящим кожухом. Все вместе напоминало приспособление для чтения микрофильмов. Экран светился голубоватым светом. Перед экраном была клавиатура обыкновенной пишущей машинки. Справа — панель с разноцветными кнопками. От неяркого света настольной лампы все окружающие предметы казались погруженными во мрак.
Кресло было удобное, и Кедров почувствовал приятную усталость. Еще немного, и он сможет вернуться в спальню и, наконец, спокойно заснуть. Перелистывая один из журналов, он обратил внимание на красочные иллюстрации к статье, напечатанной на немецком языке. Кедров плохо знал немецкий, но тема показалась ему любопытной и он старался понять, что там написано.
На следующей странице журнала бросился в глаза крупный заголовок: «моделирование мозга». Знакомое словосочетание! В памяти Кедрова возник образ высокого молодого человека с вьющимися волосами, который говорил о нейронах и синапсах.
С трудом разбираясь в немецком тексте, Кедров читал о новых приборах — телеэкранах, позволяющих увидеть сложную игру электрических токов в работающем мозгу. В одном месте смысл статьи ускользал. Фразы никак не поддавались переводу. Кедров в нетерпении подвинул лампу поближе и положил журнал на плоскость экрана. И тотчас кожух осветился ярким голубым светом. Затем последовал щелчок и откуда-то издалека прозвучал приглушенный голос:
— Не пугайтесь, я давно наблюдаю за вами. Сейчас я помогу перевести вам.
Экран светился голубоватым светом…
Кедров вздрогнул и, привстав, огляделся.
Он вдруг почувствовал тишину, которая надвинулась на него со всех сторон. Ни шороха, ни движения… Ничто не выдавало здесь присутствия постороннего. И вдруг — снова голос. Очень спокойно неизвестный начал читать по-русски текст немецкой статьи. И этот спокойный, ровный голос мало-помалу вывел Кедрова из состояния оцепенения. Он даже подумал о том, что речь переводчика не безупречна — строй его речи, грамматически правильный, был в то же время лишен динамики живого языка.