Один талант
Шрифт:
«Книги тебе жизнь испортят», – предупреждал Первый. Был, как всегда, прав.
Не сразу, не быстро, но пришло это. Как будто в голову переводчика посадили. В середине девяностых, когда Первый только пристраивал Савелия к делу, глотались в разговорах-терках только матюки. Первому было можно, Савелию – ни-ни. Он глотал их легко, в паузах. Пока слово проходило через пищевод, успевал подумать, сообразить, переформулировать, соврать, да.
Перед условными своими, конечно, не стеснялся. Перед условными своими первым был он, Савелий.
Кто сверху, тот может и по правде сказать, с матушками
Пролез, прополз, Первый протолкнул и крепко за задницу держал. И вот накося-выкуси.
Чем выше, тем хуже, тем туманнее. Из порожнего в пустое и обратно.
Савелий Вениаминович речи толкал и сам удивлялся: неужели верят? За чистую монету вот это всё, да?
За окном раздолбанные дороги, расписанные трещинами хрущевки, канализационные коллекторы, в которых тонут машины и люди. Снег – стихийное бедствие. Дождь – грязевые потоки. Дети на улицах не гуляют. Страшно, темно, стаи бродячих собак и смелых бомжей. А он говорит: «Мы достигли стабильности, реформа коммунального хозяйства позволила модернизировать триста метров труб. Социальные гарантии пенсионерам вывели эту группу в средний класс… Модернизация транспорта позволила решить проблему…»
Когда Савелий Вениаминович все это произносит, ему плохо. Знает, что голый король. Голый король в системе других голых королей. Но все молчат. Нет ни детей, ни других желающих лезть на рожон.
Оппозиция зато есть. Тоже со словами: «Мы настаиваем на изменении характера экономики региона. Мы не должны быть сырьевым придатком. Электронные технологии – это тот путь, который спасет страну…»
Те же яйца, вид сбоку… Козырьки над подъездами убивают не хуже гопников, лифты опять же… Осторожно, двери открываются – и очередной лох летит встречаться с апостолом Петром.
А если ветер, то деревья. На крыши машин, на проезжие части и на головы трудящихся.
Технологии – это да. Обязательно выручат нас технологии.
«Тебе, что ли, за державу обидно?» – ехидно усмехнулся Первый, когда Савелий попробовал еще раз пробить свой проект по малой родине.
«Устал пустое говорить. Как смолу в глотку налили…»
«Ой, какие мы нежные. Ой, какие мы прозревшие. Ой, как нам не поздно все начать сначала. Забавный ты хомяк, Савлик. Чес-сно слово, забавный! – оживился даже Первый. – А ты попробуй. Попробуй, не ссы… С образования своего начни, ага…»
Язык знает, он чувствует, когда нет ничего настоящего, когда все куплено-заплачено, даже хорошие слова становятся стыдными.
У Савелия Вениаминовича два высших образования и кандидатская степень по экономике. Без единого захода в адрес. На защите своей – да, был. Пять минут позора, и всю жизнь кандидат наук. Позора особого не было. Но на новых визитках степень он больше не указывает.
Наткнулся потому что на такой сочувственный, брезгливый такой взгляд девицы-журналистки, что до костей пробрало.
Пробрало-ударило. Выходит, знают? Выходит, где-то, среди отстойных очкариков, ботанов (сколько их – один процент, полтора?), нищих бюджетников… Но знают? И не смеются даже, жалеют? Себя бы пожалели: ни украсть, ни пропить. Живут-ноют. Макарошки, ептыть, по-флотски.
Он заводил себя привычно. И
Но зацепила. Думал о ней часто. Не остывал никак. Штурмом решил взять. Та еще крепость.
Эксклюзивное интервью пообещал. Ага. В уютном кабаке. Винтаж, патинированная мебель, повар-француз реальный, тарелки подогретые, порции маленькие, чтобы пузо не растить. За роялем лабух. Классическая музыка. По просьбам трудящихся даже «Мурка».
В пресс-службе от этой его идеи на уши встали: «Зачем?! Такие риски, Савелий Вениаминович, такие риски… Вы ж сроду никогда ни с кем… Мы ж всю жизнь все тексты за вас, для вас… Ну, в общем, плохая идея».
Он уперся. Потому что был план: в коечку принцессу брезгливую, в коечку, в отельчике «Монте-Карло-бей». Потом шопинг, клубчик и машинка, на которую укажет ее пальчик во время променада по набережной-авеню имени принцессы Грейс. А?
«Я хочу, – написала пигалица на e-mail пресс-службы, – чтобы вы ответили честно на один вопрос: “Кто сделал вам в жизни Самое Плохое?”»
«Вам» с маленькой буквы, «Самое Плохое» с больших.
Савелий обиделся. Но и испугался тоже. Понял, что хотел бы с ней поговорить. Просто так, без диктофона, за жизнь.
Оценил это в себе как слабость, как бабство. И от интервью наотрез отказался.
Зато поменял визитки. Скромно и со вкусом: «Савелий Вениаминович Шишкин. Губернатор».
И никаких кандидатов экономических наук. Название губернии тоже на фиг… Вон у Первого на визитке были только имя и фамилия. Так люди квартиры продавали, чтобы картоночку эту из его рук получить. Разве ж коррупция? Если сами, по собственной воле продавали и чемоданами несли?
После пигалицы Савелий Вениаминович стал спотыкаться в словах. Когда зам его по сельскому хозяйству отвалил за орден полмиллиона здоровых денег, в горле, как в дорожной пробке, застряли поздравления. Не смог выдавить ничего, поперхнулся мыслью: «Можно было и подешевле, надо знать, куда заносить…»
Орден. Благодарное отечество.
Догоняли его эти слова. До хвори догоняли.
От бесконечного повторения мантры про «улучшение благосостояния» немели ноги. От слова «любовь», спетого в ухо, рвало, как по заказу. Он мог бы составить энциклопедию болезней от этих пустых и ядовитых слов…
Каждый мог бы.
– Не спишь? – спросил гид Питер.
Савелий покачал головой.
– Тогда слушай сказку.
– У вас тут высокий уровень обслуживания, – ухмыльнулся Савелий.
– Давным-давно чибис боялся землетрясения и урагана. Он думал, что ночью небо может упасть на него и раздавить в лепешку. А обезьяна боялась, что воры и разбойники украдут землю, пока она спит. И только земляной червяк испугался голода: «О, если кончатся запасы в почве, которыми я питаюсь, тогда я умру, умру!» Вот почему чибис всегда спит на спине. Он задирает свои крошечные лапки, чтобы подпереть небо, если оно вдруг рухнет. А обезьяна каждую ночь трижды спускается с дерева, чтобы пощупать землю и убедиться, что разбойники еще не украли ее…