Один в бескрайнем небе
Шрифт:
Махони обращается ко мне:
— Билл, вы готовы?
Я киваю головой.
— Нет, отвечайте словами.
— Да, я готов.
Я взял с собой в барокамеру номер журнала «Ридерс Дайджест» — операция продлится, вероятно, больше часа. Большие насосы, установленные рядом с барокамерой, медленно откачивают воздух. Через громкоговоритель, установленный внутри барокамеры, я слышу настойчивый голос Махони:
— Все готовы?
Все были готовы.
— О'кэй, Билл, вы поднимаетесь на высоту 11500, — говорит капитан и опять выкрикивает: — Главная камера
Привод насоса гудит, заставляя барокамеру вибрировать. Сильный шум заполняет шлем — это неестественно громкий звук моего дыхания. Словно человек, сопротивляющийся на операционном столе действию эфира, я упорно добиваюсь постоянного притока кислорода в свои легкие. Ослепительный свет сверкает на страницах журнала, который я читаю. Это оптимистический рассказ о старушке, которая осталась одна в огромном мире и добилась высокого положения, преодолев бесчисленные трудности. Старушка открыла завод по консервированию слив и получила немалую прибыль. Что ж, очень мило. В камере тихо, тишину нарушают только мое дыхание и гудение насосов.
— Эй, Бриджмэн, считайте…
Махони и другие работники лаборатории, находящиеся у смотровых иллюминаторов, хотят убедиться, что у меня все благополучно.
— Один, два, три, четыре, пять, шесть… Хватит?
На второй год старушка получила двести тысяч долларов чистой прибыли. У смотровых иллюминаторов одни лица сменяются другими. Прошло сорок пять минут.
— Бриджмэн, посчитайте, пожалуйста.
Я считаю между вздохами. Трудно говорить и дышать в обратном порядке, и я теряю строку, на которой остановился…
Махони в последний раз обращается ко всем:
— Все готовы?
Наступает решительный момент. Для сброса давления все готово.
Лица у смотровых иллюминаторов передвигаются вокруг барокамеры, как рыбы в аквариуме. Я перестал читать. То, что произойдет сейчас, может произойти в «Скайрокете» на высоте 21 500 метров, если в кабине появится утечка. Вдруг я обнаруживаю, что сопротивляюсь поступлению воздуха под шлем. Но вот опять все приходит в норму, и я считаю, чтобы восстановить цикл: тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре, тысяча пять… Снова выдох, пусть поток воздуха проникнет в легкие. Достаточно! Я перекрываю языком струю воздуха, рвущегося в мою гортань. Теперь все идет как следует.
Щелчок! Механизм сработал, и рядом со мной падает груз, заставляя заостренный металлический рычаг разорвать мембрану. Перемычка разрушена! Устремившийся в другую камеру воздух превращается в туман, и костюм вокруг моего тела стягивается, как кольца удава, набросившегося на свою жертву. Костюм работает! Кажется, что на тело и голову давят тонны воды. Теперь труднее управлять принудительным дыханием. Я снова начинаю считать. Перед входом в барокамеру мне сказали, что нужно проделать движения, имитирующие управление «Скайрокетом». О'кэй! Я двигаю пальцами, руками и ногами. Вот я дотягиваюсь до воображаемой ручки управления самолетом и делаю вид, что двигаю ею. Люди внимательно наблюдают за мной через иллюминаторы. Мне было неудобно, стыдно сидеть перед ними в этом смешном костюме и, задыхаясь, управлять невидимыми рычагами. Прошло пять минут.
— О'кэй! — говорит мне Махони. — Сейчас начнем
Еще пятнадцать минут в этих тисках — и все будет кончено. Медленно тянутся эти пятнадцать минут. Наконец Махони объявляет, что обучение закончено.
— Все в порядке, Билл, можете стравить давление в костюме до высоты 11 500 метров.
Я нажимаю клапан на боку, и костюм освобождает меня из своих железных объятий. Через пятнадцать минут я опущусь на высоту три тысячи метров, сниму с головы стальной шлем и опять начну нормально дышать.
В десять часов душного, жаркого огайского утра операция закончилась, и я, основательно измученный, возвращался в свою гостиницу. Первый шаг в область неведомого совершен. Теперь придется думать об обратном дыхании и высотном костюме.
Возвращаясь в пустыню, на базу Эдвардс, мы с Джорджем отдыхали в самолете DC-6 вместе с другими пассажирами. На пустяковой высоте семь тысяч метров пассажир, сидевший по другую сторону прохода, вдруг покачал головой и испуганно воскликнул:
— Боже, как мы высоко! Семь тысяч метров! — Обратившись затем к Джорджу, он серьезно спросил, как обыкновенного пассажира: — Как вы думаете, когда-нибудь поднимутся на большую высоту?
Джордж пожал плечами, я улыбнулся, и мы одновременно тяжело откинулись на спинки плюшевых сидений.
Глава XVII
Своей частью работы — подготовкой к отцеплению самолета в воздухе — Джордж Янсен занялся с рвением и пунктуальностью генерала, развертывающего свою армию. Он не слишком доверял «Скайрокету», и если и признавал мои достижения, то главным образом потому, что, по его мнению, для выполнения таких безрассудных заданий требовалось больше мужества, чем ума. Но он старательно заботился о том, чтобы гарантировать порученную ему часть дела от всяких случайностей.
Я бы не сказал, что Джордж был лишен исследовательской жилки, он был просто хитроват. Он не понимал, зачем рисковать головой, летая на таком самолете, который, по его мнению, не оправдывал риска. В его глазах летчики-испытатели, которые отваживались на это, были глупцами. Если я когда-нибудь буду знать об испытательной работе столько, сколько он, то, возможно, и я приду к такому же мнению. В испытательной работе (как, впрочем, и во всякой другой), лучше узнавая объект испытаний, начинаешь сильнее сомневаться в нем. Непосвященным людям безотчетная храбрость легко дается только потому, что они не знают другой.
Уверенность в себе была самым ценным качеством Янсена испытателя. Несомненно, он был самым энергичным инженером-летчиком летно-испытательной службы фирмы Дуглас; если у него была возможность, он всегда сам, с большим знанием дела и хладнокровием, выбирал самолеты, которые хотел бы испытывать. С Джорджем шутки были плохи. Если ему не нравилась программа испытаний, он прямо говорил об этом. Когда заканчивалась сборка самолета, поразившего воображение Джорджа, он не отходил от него. С этих пор самолет становился как бы частью его самого. Каждый шов тщательно изучался, каждый полет старательно разрабатывался, Джордж действовал осторожно, неторопливо, но зато наверняка.