Один в поле...
Шрифт:
Долг. Долг и Лень — вот два основных моих качества. Все остальные, так или иначе, питали эти два основных. Причем если Долг питали как положительные, так и отрицательные качества. Например Долг питали такие как: Ответственность, Бережливость, Жадность, Зависть, Рациональность, Гнев, Любопытство… То Лень же питали только отрицательные. Брезгливость, Страх, Неуверенность.
И поэтому, превозмогая отупение, я опять ворочал труп. Я должен их всех похоронить! Но тяжело. Даже в своем старом теле взрослого мужика я бы уже вымотался бы. Что
— Что вы тут делаете? Опять воруете? Я вам что сказал? Это моя территория, и чтоб я вас тут больше не видел! Или я неясно сказал?
Настя молчала. Я чертыхаясь вытаскивал топорик. Опять я практически безоружен. Травмат оставил Эльке, Черенок-дубину оставил в санках. А я опять остался с одним топором. Ну еще и нож в рукаве. Хотя… Я выглянул в окошко. Пацан мелкий. Лет двенадцать максимум. И, хотя я сейчас старше от силы на пару лет, но в этом возрасте два года очень много значат. Не. Не соперник он мне — успокаиваюсь я, и уже смело подходя к калитке подаю голос:
— Какие-то проблемы, боец? — блин, откуда этот «боец» выскочил? А, с другой стороны, как его назвать? Мальчик? Так это значит расписаться в собственной "ботанистости", мало мне очков на носу. Сопляком? Так это сразу конфликт провоцировать. Не то, чтобы я боюсь, но зачем на ровном месте конфликтовать-то? А боец… Не знаю, откуда оно выскочило, но вроде все в цвет.
— А ты кто такой? — настораживается пацан. Но тон сбавил. Ну понятно, тоже не хочет провоцировать. Тем паче, того, кто почти на голову выше да и сложение… В ватниках и телогрейке эдаким медвежонком выгляжу со стороны по любому. И пусть он даже догадывается, что это все на две трети вата и тряпки, но подсознанию же не объяснишь. Глаза видят большого и сильного. И страх тонкой струйкой все равно просачивается. Хотя фасон парень все равно пытается держать.
— А ты что — еврей? Вопросом на вопрос отвечаешь? — отвечать на вопрос первым нельзя. Кто первым ответил, тот уже поставил себя в зависимое положение отвечающего и оправдывающегося. Начни я сейчас отвечать, объяснять, что меня зовут Шиша, это прозвучит именно как оправдания.
— Какой вопрос? — несколько теряется мальчишка.
— Мда… Не еврей… — глубокомысленно замечаю я, словно бы рассуждая сам с собой, — евреи, они всё-таки посообразительнее будут. Я тебя русским языком спрашиваю: Проблемы? — на этот раз слово проблемы я выделил голосом особо. С явной угрозой.
— Ты, что ли, «проблема»? — пытается хорохориться мелкий.
— Хочешь проверить? — очень-очень тихо говорю я, чуть поворачиваясь, чтобы он увидел в моей правой опущенной руке зажатый в ней топор. До этого успешно закрываемый всем телом. Он увидел. И хотя на улице уже почти темно, все равно заметно как он резко побледнел. Судорожно вцепился в свою палку. Ну да. У него тоже черенок в руках. Только потоньше моего. Не от лопаты, а от граблей, скорее всего. И подлиннее. Выглядит как шест из фильмов про Шаолинь. Да и сам он одет… Не по погоде. Кроссовки, трико с «адидасовскими» тремя полосками на лампасах, светлая толстовка с капюшоном. «Спортсмен», блин, ага. К ночи подмораживать стало. Никак не меньше двадцадки, а он все думает как он со стороны выглядеть будет. Пижон! Видно же, что замерз уже, но нет…
— Это моя территория! — делает шаг назад, но пытается сохранить остатки самоуважения.
— Кто это тебе такую чушь сказал? — деланно удивляюсь я, — территорию мало назвать своей. Её еще нужно суметь удержать! Я вот скажу, что это моя территория. И что ты будешь делать? — делаю еще один шаг в его сторону, половчее перехватывая топор и улыбаясь… Точнее оскаливаясь. Злость постепенно все нарастая поднималась из глубин сознания.
— Я здесь живу… — уже откровенно жалко звучат его оправдания. Всё! Спекся малец. Сломался. Это не значит, что в другой ситуации он не попробует взять реванш, но вот прям сейчас он сломался… Драться не будет. Может только побежать.
— Так какого х… я за тебя твою работу делаю? — уже в голос ору я на него, постепенно надвигаясь. — Почему я догадался, трупы все в одно место собрать, чтоб похоронить, а ты — нет? Это ж «твоя территория», как ты говоришь! Так какого х… ты, б…ь, за ней не следишь? Ты, б. ь, сдохнуть хочешь? Коронавирус пережил, и думаешь что на этом всё закончилось? Избранным, б…ь, себя ощутил? Типа весь мир теперь к твоим ногам падет? Да ты, братец, точно не еврей. Ты долб. б! Сюда иди!
Какое там. Парень развернулся и задал стрекоча. Мда… Перестарался. Была же идея привлечь его к вывозу трупов. Тем паче, что костер-то уже горит часов пятнадцать! Вместе с забором сгорел уже и соседский сарай полностью. Хватит уже землю отогревать. Копать надо начинать. Но увы. Сбежал. Ну и хрен с ним! Сам справлюсь. Возвращаюсь в дом и довыволакиваю-таки на улицу мертвую хозяйку. Мелкая так и не проронившая ни одного слова во время всей сцены, пытается помочь… Раздраженно рычу, чтоб не лезла.
Никогда не понимал как авторы могут писать книги, в которых их ГГ только что крушил черепа противников, рыча от ярости, и вдруг, по окончании боя он уже целует спасенную принцессу и говорит ей комплименты… Как такое возможно вообще? Что, блин, за «терминаторы»? То необузданная ярость и жажда убийства, а потом щелк — и сразу любовь и нежность? Что за бред? У реальных мужчин эти чувства находятся на противоположных концах эмоционального спектра. И спасенной принцессе на вежливое обхождение сразу после боя, от ее спасителя рассчитывать не приходится. Максимум короткие команды, куда идти и что делать…
— Не бойся, — постепенно остывая говорю Насте, пытаясь чтоб голос звучал как можно мягче, — я уже успокоился.
— Я не боюсь, — негромко отвечает та.
— Ну вот и хорошо, — чуть ворчливо еще отвечаю я, впрягаясь в санки и таща их к нашему костру.
**
Нам было ещё довольно далеко до нашего участка, когда от него донесся девичий визг. В первый миг я не понял, может это скрипит снег под полозьями? Резко остановившись, напряг слух. Что-то непонятное.