Один выстрел
Шрифт:
– Они что-то устроили, чтобы выманить его из дома, – ответил Ричер. – Он помнит, что куда-то выходил, был в радостном настроении. Думаю, в пятницу у него было свидание. Может быть, с Сэнди.
– Так кто же на самом деле стрелял? – спросила Хелен.
– Чарли, – сказала Розмари. – По всему выходит, что он.
– Он тоже был ужасным стрелком. Это еще одна причина, по которой я поехал в Кентукки. Хотел проверить эту теорию.
– Так кто же это был?
– Чарли, – подтвердил Ричер. – Его результаты тоже подделка, но другого рода. Все мишени были изрешечены, но не как попало. Попадания в «молоко» не были
– Зачем он это делал? – спросила Хелен.
– Чтобы иметь алиби. Он заметил, что владелец стрельбища хранит отработанные мишени.
– Кто он? – спросил Франклин.
– Его настоящая фамилия – Ченко, и он в составе русской банды. Вероятно, служил в советской армии. Вероятно, снайпер.
– Как мы на него выйдем?
– Через жертву.
– Это мы уже проходили. Мертвое дело. Вам придется предложить что-нибудь получше.
– Босса Ченко называют Зэк. На старом советском сленге слово «зэк» означало «заключенный трудового лагеря».
– Эти лагеря уже в далеком прошлом.
– Значит, Зэк – глубокий старик. Но очень крутой старик. Возможно, много круче, чем мы можем вообразить.
Зэк устал после того, как разобрался с Раскином. Но он привык к усталости. Он ощущал ее шестьдесят три года, с того дня, как осенью 1942-го в его деревню – настоящий медвежий угол – приехал военком. Энергичный, самоуверенный москвич не принимал никаких отговорок. Все мужчины в возрасте от семнадцати до пятидесяти должны были ехать с ним. Зэку было семнадцать.
Новобранцев запихнули сначала в грузовики, потом в вагоны – они ехали пять недель. В дороге им выдали форму из плотной шерстяной ткани, шинель, валенки и расчетную книжку. Но не дали ни денег, ни оружия. Подготовки тоже не было, кроме остановки на заснеженной сортировочной станции, где комиссар выкрикивал снова и снова одну и ту же речь из полутора десятков слов: «В Сталинграде сейчас решается судьба всего мира. И там вы будете насмерть сражаться за Родину».
Поездка закончилась на восточном берегу Волги. Новобранцев погрузили на старые паромы и прогулочные катера. В километре от них, на другом берегу, полыхал разрушенный город. Минометные снаряды взрывались в реке. Самолеты пикировали, сбрасывали бомбы, косили людей из пулеметов. Зэка затолкали в забитую солдатами лодку. Переправа длилась пятнадцать минут, и к ее концу Зэк был липким от крови соседей.
Его выпихнули на узкий деревянный пирс и приказали бежать к городу. Комиссар орал в рупор: «Не отступать! Шаг назад – пристрелим!» Зэк беспомощно бежал вперед, повернул за угол и угодил под град немецких пуль. Он остановился, полуобернулся и был ранен в руку и ноги тремя пулями.
Зэк очнулся через двое суток в полевом госпитале и впервые столкнулся с советской справедливостью военного времени. Спорный вопрос возник из-за того, что он полуобернулся, – ранил ли его враг или он отступил и получил пули от своих? Благодаря этой двусмысленности его не расстреляли, а отправили
Он набрал номер Григора Линского:
– Исходим из того, что солдат не держит рот на замке. Что бы он ни пронюхал, теперь это знают все. Значит, нам пора страховаться.
– Мы ни на йоту не продвинулись. Верно? – подытожил Франклин.
– Так поработайте над списком жертв, – предложил Ричер.
– Это может занять целую вечность.
– Давайте сузим круг.
– Блестяще. Только скажите, на ком остановиться.
Ричер вспомнил, как Хелен Родин описывала стрельбу. Первый выстрел, потом маленькая пауза, затем еще два. Потом опять пауза, чуть подлиннее, и последние три.
– На третьей жертве, – сказал он. – В стрельбе был свой ритм. Первый выстрел – пробный, потом – прицельный, а за ним – основной. В цель. Перерыв. Он убеждается, что цель поражена. И делает последние три выстрела.
– Кто был третьим? – спросила Хелен.
– Женщина, – ответил Франклин.
– Расскажите о ней, – попросил Ричер.
Франклин порылся в бумагах:
– Олин Арчер, белая, замужем, детей нет, тридцать семь лет.
– Работала в здании ОТС, – сказал Ричер.
Франклин кивнул:
– В руководстве канцелярией. Проработала полтора года. Но служащих ОТС клиенты не убивают.
– А что у нее в личной жизни? – спросила Хелен Родин.
– Ничего такого пока не нашел, – ответил Франклин.
– Поторопитесь, – попросила Розмари Барр. – Мы должны вытащить брата.
– Для этого нужно заключение врачей, – заметила Энн Янни. – Обычных, а не психиатров.
– Чтобы подтвердить, есть у него этот Паркинсон или нет? – уточнила Розмари.
– Это может помочь на суде, верно? Правдоподобная причина, почему Барр не мог совершить убийства, и правдоподобный рассказ о том, кто мог, – сказал Ричер.
– Лучше убедить Алекса Родина, чтобы он снял обвинения, – возразил Франклин. – А для этого сперва надо убедить Эмерсона.
– Я не могу поговорить ни с тем, ни с другим, – заметил Ричер.
– Я могу, – сказала Хелен.
– Мы все можем, кроме вас, – сказала Энн Янни.
– Но вы можете не захотеть, – заметил Ричер, глядя на Хелен. – Подумайте – убийство Сэнди, история в спорт-баре в понедельник вечером. Зачем это все?
– Чтобы связать вам руки. Не дать запороть дело.
– Именно. И в понедельник меня «вели» от гостиницы. Сэнди и Джеб Оливер были наготове, ждали звонка. Значит, на самом деле слежка за мной началась в тот день намного раньше, когда я поселился в гостинице. Но откуда кукловод взял мое имя? Как он вообще узнал, что я в городе? Что представляю собой потенциальную угрозу? Кто узнал об этом в понедельник утром?
Хелен секунду помолчала.
– Отец, – ответила она. – А еще, вероятно, Эмерсон.
– Именно, – повторил Ричер. – А потом кто-то из них позвонил кукловоду. Еще до обеда.
Хелен промолчала.
– Если только кто-нибудь из них сам не кукловод, – предположил Ричер.
– Вы сами сказали, что кукловод – Зэк.
– Я сказал, что он – босс Чарли. Но кто-то с ним связался. Ваш отец или Эмерсон. Один из них повязан. А второй не поможет, потому что ему нравится, как сложилось дело.