Один
Шрифт:
Мне послышался шум у выхода, и я, предчувствуя недоброе, поспешил назад.
Оля лежала там, где я ее оставил. Две мелкие твари, которым я так и не придумал названия, грызли ее шею. А она прижимала к себе портфель – защищала своих котят…
Я не знаю, почему она не кричала… Не знаю…
Кричать начал я.
Я пришел в себя на улице, весь забрызганный кровью тех мелких вонючих тварей. Оля умирала у меня на руках. Я с трудом разобрал ее последние слова: она просила позаботиться о котятах.
Я плакал. И, кажется, стрелял в темные окна, глядящие
Потом я ушел, оставив Олю в пяти шагах от места, где она умерла.
Она приняла смерть не от меня, но из-за меня. Поэтому я и говорю, что убил ее: сначала прострелил плечо, потом затащил в опасное место и оставил без присмотра.
Последующие минуты я помню смутно.
Я метался по грязным и тесным переулкам, прыгал через какие-то заборы, пытался спрятаться в мусорном баке. Я прикончил нескольких зомби – снес им головы. Сумел удрать от тролля. Я где-то потерял автомат, но не слишком об этом пожалел – я успел расстрелять все патроны, а новые мне взять было негде.
А потом я увидел, что по улице едет автомобиль, как две капли воды похожий на мою побитую «десятку». И это было так странно, так нелепо и дико, что я испугался этой машины больше, чем подступающих ко мне обращенных.
Я решил, что сошел с ума.
– Чего встал?! – заорал Минтай, чуть опустив стекло на водительской двери.
Я тупо смотрел на него, уверенный, что у меня галлюцинации.
– Давай быстрее! Ну?!
Он все же решился: остановил машину в четырех метрах от меня (ближе не позволял высокий бордюр), выскочил, схватил меня за шиворот, потащил за собой. Он помог мне забраться в салон – втолкнул на задний диван. И едва успел вернуться за руль – зомби уже лезли на капот машины, а выскочивший из переулка мангус попытался прокусить колесо, но остался без головы, когда Минтай рванул с места так, что запахло пожженным сцеплением.
– Где остальные? – спросила Катя, повернувшись ко мне.
– Мертвы, – ответил я и понял, что никакая это не галлюцинация, что все сейчас происходит на самом деле.
Катя смотрела на меня и словно бы ждала продолжения.
– Они все погибли, – сказал я, не зная, что еще тут можно добавить. – Все, кроме меня.
Всю дорогу по городу Минтай оправдывался. Я не слушал его. Это потом в памяти вдруг стали всплывать обрывки того сбивчивого монолога: Минтай говорил, что у него не оставалось выбора, что он был вынужден уехать и не мог выйти на связь, так как его рация разбилась, а о другой они вспомнили слишком поздно, да и некогда было говорить, поскольку обращенные постоянно атаковали машину и нужно было безостановочно двигаться, а на удалении связь переставала работать…
Катя, перебивая его, пыталась добиться от меня подробного рассказа, что случилось и как погибли остальные. Я был не в силах ей отвечать. И тогда она, вторя Минтаю, сама начала говорить: о том, как старались они не уезжать от вокзала, колеся по улицам с той стороны площади, как придумывали планы нашего спасения, а услыхав грохот и заметив дым, сразу же начали искать подъезд к месту взрыва.
– Что это было? – донимала меня Катя. – Что взорвалось?
Потом они все же оставили меня в покое, и
Минтай и Катя разговаривали о чем-то своем, а я корчился и не понимал, как могут они так вот спокойно, так запросто беседовать: он ее успокаивал, просил не волноваться, она говорила, что с ними все будет в порядке. Минтай отвлекался, ругался, обруливая обращенных. Иногда что-то билось о машину. Взвизгивали тормоза, рычал мотор…
Не знаю как – но мы выбрались из города.
И где-то на окраине (я впервые там был) Катя вдруг закричала:
– Вот! Вот он! Стой!
Она увидела магазин. Но я понял это позже. Поднявшись, я пытался увидеть, о ком она говорила и зачем Минтай остановил машину.
– Пять минут! – Катя буквально умоляла. – Только пять минут! Здесь никого нет, посмотри! Мы зайдем и сразу же выйдем.
Минтай качал головой. Но машина стояла. И я сразу понял, что он уступит, что он уже готов уступить.
– Вы с ума сошли?
Они посмотрели на меня так, словно успели забыть о моем присутствии – и только сейчас вспомнили.
– Я всегда думала, что у моего ребенка будет все самое лучшее, – сказала Катя. – Я думала, что смогу обеспечить его всем необходимым. – Она всхлипнула. – Но теперь… Хотя бы… Что-нибудь…
Она вдруг расплакалась.
Я тупо на нее смотрел и не мог понять, почему она заговорила о ребенке.
А потом я увидел вывеску магазина, рядом с которым мы стояли: «Ваш малыш».
– Она беременна, – сказал Минтай, глядя куда-то в сторону и пытаясь неловко утешить Катю. – Мы собирались рассказать вам. Но не могли решить – когда.
Я молчал. Я думал, что после всего пережитого уже ничто не сможет меня потрясти. Но я ошибался.
– Хотя бы какую-нибудь погремушку, – просила Катя. – Пустышку… Бутылочку… Игрушку… Пусть у него будет хоть что-нибудь…
– Я пойду, – Минтай забрал у нее автомат.
– Не надо, – тихо сказал я.
– Всего три минуты, – сказал Минтай. – Мы уже не раз так делали.
Я покачал головой, но спорить не стал, понимая, что переубедить их невозможно. Да и место действительно выглядело безопасным: открытое пространство, выезд из города, строений почти нет, помещение магазина отлично просматривается через витрины, а машина стоит всего-то в трех шагах от стеклянной двери…
– Бибикните, если что-то увидите, – сказал нам Минтай и вышел.
Я тоже выбрался на улицу. Постоял, оглядываясь, пытаясь унять дрожь. И сел на водительское место – свое законное.
Минтай вернулся через минуту, свалил у машины ворох детских вещей, недовольно на меня посмотрел, но сказать что-то не решился. И садиться не стал:
– Я там мобильчик присмотрел. Хороший, механический. Восемь тыщ стоит. И ванночку складную прихвачу… Розовую брать или голубую? Кать, а?
– Розовую.
– Хорошо. Я мигом.
Он опять умчался в магазин. Через минуту внутри что-то грохнуло – но это был не выстрел, просто упало что-то. Я на всякий случай проверил оружие – пистолет был без патронов, зато для ружья боеприпасов хватало – и с пулями, и с разной дробью. Вот только стрелять из тесного салона было бы неудобно.