Один
Шрифт:
– Уходите! – Теперь ее голос звучал угрожающе.
– Нет, – сказал я и протянул к ней руки, опасаясь, что она прямо сейчас выпустит из своего слабенького кулачка крохотный язычок пламени. – Не надо.
– Уходите, пока можете.
Она все просчитала. Она все решила за нас.
– Не надо так, – подала голос Оля. – Давайте просто убежим. Все вместе.
– Просто мы не убежим, – ответила Таня. – Эти твари полезут через крышу, как только мы окажемся на улице. А те, что ворвутся сюда, разнесут задние окна. Вы же видите, там
– Мы выстрелим с безопасного расстояния, – предложил я. – Газ сдетонирует.
– А если нет? – Таня махнула рукой. – Уходите, не теряйте время зря. Идите! Идите!
– Но я не могу…
– Я уже умирала. Несколько раз. Помните – тогда на дороге, когда вы решили, что я заражена… И когда я болела – помните? Умирать не страшно. Жить дальше – вот что страшно. Уходите и оставьте меня.
Она подняла руку с зажатой в кулаке зажигалкой, заставив меня попятиться.
– Уходим, – сказал я Оле.
– Прощайте, – сказала нам Таня. Ее взгляд что-то очень мне напоминал. Где-то я уже видел такие глаза…
Сразу две решетки вывалились из окон.
Я распахнул дверь – она была деревянная, старая и прогнившая, поэтому я даже не стал ее закрывать – все равно зомби выломали бы ее за считаные секунды. Я обернулся.
Таня смотрела на нас. Она улыбнулась, и я вдруг вспомнил – точно такой взгляд был у Ромы, которого я прозвал «немцем». И точно такая улыбка.
Зомби лезли в окна – будто черное гнилое болото вливалось в темное помещение гаража.
Я схватил Олю под руку и побежал.
Я не оборачивался, но я узнал, когда обращенные твари добрались до Тани. Она закричала.
Она кричала все время, пока мы бежали.
А потом грянул взрыв.
Игрушки
Третьей погибла Оля.
Взрыв толкнул ее в спину, и она полетела кувырком, но убило ее не это.
Обломки кирпичей и дымящихся досок падали вокруг – но ни один из них Олю не задел.
Олю убил я.
– Бежим! – заорал я, хотя сам еще подняться никак не мог. – Бежим!
Кусок мяса с торчащей костью шмякнулся передо мной. Это могла быть конечность зомби, но я почему-то и сейчас уверен, что это была рука Тани – та самая, которой она держала зажигалку.
Я чувствовал, что на голове у меня плавятся волосы. Одежда дымилась. Глаза засыпаны пылью. Я, кажется, был контужен.
– Бежим!
Это чудо, что я не растерял оружие, что сумел встать на ноги, найти Олю и даже выбрать верное направление для бегства. Мы, спотыкаясь, неслись по вспучившейся асфальтовой дорожке прочь от вокзала и разрушенного взрывом гаража. Иллюзий у меня не было – я понимал, что в городе полно обращенных и рано или поздно (скорее рано) эти твари до нас доберутся. Я надеялся лишь на то, что взрыв и пожар отвлекут обращенных, собьют их со следа. Я думал найти укрытие. Но совершенно не представлял, что мы станем делать потом…
Огромный гуль появился внезапно. Наверное, он выпрыгнул из какой-нибудь квартиры на втором или третьем этаже, но мне показалось, что мерзкая тварь возникла из ниоткуда – будто телепортировалась к нам. Оля бежала впереди меня, и она практически влетела в объятия гуля. Он прижал ее лапой и потянулся ко мне – одной жертвы ему было недостаточно.
Я шарахнулся в сторону. Автомат слетел с моего плеча, я подхватил его – получилось, что оружие само прыгнуло ко мне в руки. Щелчок переводчиком огня, патрон уже был в патроннике…
Я сделал пять одиночных выстрелов, метясь в мерзкую рожу гуля. Я попал три раза, но, наверное, расстрелял бы весь магазин, если бы пятая пуля не пробила Оле плечо. Она вскрикнула коротко – по-птичьи, побелела вся, но не упала, так как гуль продолжал ее держать.
У него было три дырки в голове – а он как-то ухитрялся стоять. Он упал только тогда, когда я выдернул Олю из его лап.
– Больно, – прошептала она.
– Извини… – Я тащил ее в сторону, а гуль полз, дергался и скреб асфальт когтями, пытаясь достать нас. – Пожалуйста, прости! Прости меня! Прости!
Она потеряла сознание – обмякла, затихла. Я отпустил ее, подскочил к гулю и выпустил еще две пули в его бугристый затылок, будто бы сложенный из булыжников.
В стороне, откуда мы бежали, вспухло огненное облако. Мгновением позже грянул взрыв – видимо, в пожаре лопнул еще один баллон. Я рефлекторно втянул голову в плечи и заметил, как на дорожку, по которой мы только что бежали, вышел зомби. Он успел сделать три шага по направлению к нам. А потом ему на голову свалилась какая-то металлическая искореженная взрывом плашка.
Я не видел, сумел ли этот зомби подняться, так как в то же мгновение очнувшаяся Оля громко застонала. Я понял, что она жива, и, схватив ее под мышки, пачкаясь кровью, потянул к ближайшему дому – к открытой двери подвала. Я не собирался оставаться там надолго. Я просто хотел перевязать Олю.
В подвале оказалось холодно, как в морозильной камере, и темно, как в могиле.
Это через пару минут, когда мои глаза немного привыкли к темноте, я разглядел голубоватое свечение в глубине – так светятся лесные гнилушки в безлунные теплые ночи.
Оля почти не стонала, когда я ее бинтовал, только беззвучно плакала и кусала до крови губу. Я дал ей немного отлежаться, а сам пошел на загадочный матовый свет. То, что я увидел, сложно описать словами: застывшие подтеки на стенах, столбы и пузыри на полу, свисающие с потолка «сосульки» и причудливые, будто бы восковые, фигуры – все это громоздилось друг на друга, наплывало – совокуплялось. Свечение исходило от какой-то желеобразной массы – я не рискнул ее трогать, вдруг вспомнив «ведьмин студень» Стругацких.