Один
Шрифт:
Пока я стоял на месте, муравьи в моей голове попритихли. Но стоило мне двинуться в путь, и они вновь закопошились, начали щипаться. А примерно через полчаса опять накатила паника – да такая, что я почти ослеп и начал задыхаться – Вовка Куркин, наверное, сказал бы, что меня «накрыло».
Я очнулся в лесу – мокрый, дрожащий. Упал на траву, зарыдал, забился в неконтролируемой истерике, и словно бы со стороны за собой наблюдая – откуда-то из-под макушек деревьев.
Потом опять было просветление. И опять я вышел на дорогу, хотя
Что-то со мной происходило.
Что-то не то.
Что-то странное.
Я знал, что должен повернуть.
Мне делалось легче, если я останавливался. И я чувствовал необыкновенную легкость, когда отступал на несколько шагов назад – ноги вдруг сами несли меня, словно я бежал под гору.
А вот идти вперед было мучительно и трудно.
Но я все равно шел, преодолевал метр за метром. Я был готов к новым приступам паники, знал, что они обязательно последуют. Поэтому, когда черный страх наконец-то на меня навалился, я просто сел на землю, скорчился и переждал все: и дикую грызущую боль в затылке, и слепоту, и звон в ушах, и тошноту, и слабость, и трепыхание сердца…
Мне оставалось пройти еще два километра.
К фуре я вышел под вечер.
Она на удивление неплохо сохранилась, в отличие от грузовика. А вот место вокруг было не узнать: поля, которое я помнил, больше не существовало, грунтовая дорога бесследно исчезла – за семь лет здесь все заросло молодым лесом. Если бы не приметные ориентиры, описанные в моем блокноте, я, возможно, не сумел бы отыскать на местности нужную мне точку, так и бродил бы вокруг да около, пока не свалился бы, корчась от нового приступа боли и паники, и, наконец, не пополз бы прочь – восвояси…
Боль и паника навалились, не успел я сделать и пяти шагов. Мои вопли, наверное, было слышно за пару километров. Если бы не фура, до которой уже рукой достать, я, скорее всего, отступил бы.
А я и отступил в какой-то момент, уже ничего не соображая. Очнулся, стоя на четвереньках, глядя в сторону леса – назад. Отошел-то всего метра на четыре, а сразу полегчало, и в голове немного прояснилось.
А попробовал вернуться – и опять завопил.
Не было мне ходу дальше. Дошел я до границы – все, уперся.
А фура с игрушками – вон она, по ту сторону. Как говорится: близок локоть, а не укусишь…
Долго я ползал близ той фуры, не сдавался. И так, и этак пробовал подобраться – тщетно. Один раз уже колеса коснулся – и тут же сознание потерял, а пришел в себя в лесу, чуть ли не в полукилометре от фуры. Приковылял к ней по своим же следам, зубами скрипя, испарину со лба вытирая. И опять – словно в стену уперся.
Нормально мыслить я тогда не мог. Бился, как муха о стекло, рвался к своей цели, бесился. Когда чуть отпускало – лежал в траве, смотрел на эту проклятую фуру, отдыхал, ждал. Потом опять сдвигался чуть – на сантиметр всего. Потом еще. Еще…
Страшно
Но очень уж близко была желанная цель.
Ну не мог я с пустыми руками вернуться…
Мой помутившийся разум утратил способность адекватно воспринимать реальность. Поэтому я никак не отреагировал на появление тролля.
Он был огромный – метра на полтора выше любого из огров, каких я встречал. Башка – словно неровный замшелый валун. Ноги – узловатые бревна. Я глянул в его сторону и опять пополз к фуре.
Если бы я стоял, тролль просто убил бы меня, а потом сожрал.
Но я извивался в траве, как червяк. Потому и выжил.
Уродливый подслеповатый гигант попытался схватить меня, но получилось у него это как-то неловко – и я, словно ковшом экскаватора подхваченный, вместе с изрядным куском дерна полетел туда, куда так стремился – в закрытую, но не запертую дверь фуры.
Я успел осознать, что жизнь моя кончилась. Успел пожалеть овдовевшую Катю и осиротевшего неродившегося малыша.
Однако я был очень горд, что все же сумел преодолеть незримый барьер, – пусть даже с помощью тролля.
Я ударился спиной о дверь фуры так, что она погнулась, а я задохнулся. А потом на шагнувшего ко мне великана упал луч света – он был синий и нестерпимо яркий – как дуга сварки. Тролль заревел, вскинув лапищи, – и вспыхнул. Он был совсем рядом, но жара я не чувствовал.
Я вообще ничего не чувствовал.
Дверь позади меня со скрежетом приоткрылась. Что-то выкатилось из фуры прямо мне в руку. Я рефлекторно сжал пальцы.
Корчащийся тролль рухнул на землю. Шкура и мясо слезали с него клочьями, пузырились – словно куски плавящейся пластмассы на горящем манекене.
Потом луч пропал.
А я потерял сознание – уж и не знаю, в который раз.
Очнулся я с мыслью, что все мне привиделось – и тролль, и широкий синий луч. Я свихнулся из-за боли и паники, которые гнали меня прочь от этого места. Вот мне и почудилось…
Я застонал и перевернулся набок. Тролль лежал в пятнадцати метрах от меня, дымился.
Мне стало ясно, что безумие продолжается. Я закрыл глаза. И услышал голос.
– Почему ты такой глупый? Глупый и упрямый! Иди назад! Иди домой!
Интонации были очень знакомые – так со мной разговаривала Нина. Только голос был мужской.
– Я не должен был тебя спасать. Ты глупый, если не понимаешь, что тебе нельзя дальше. Ты же чувствовал, что граница рядом. Зачем шел?
Я сел. В голове словно каша была вместо мозгов – кипящая, вязкая, тяжелая. Мир вокруг колыхался и уплывал, однако мне удалось разглядеть силуэт говорившего со мной человека.
Человека ли?
– Кто вы такие, черт вас подери? Сколько вас?
Сомневаюсь, что я смог произнести эти слова вслух. Скорее всего, мне просто представилось, что я это сказал.