Одиннадцатый цикл
Шрифт:
Джеремия взрослеет, и от этого, хочешь не хочешь, становится грустно. Даже после того как я четко дала понять, что стоит на кону, он все равно донес на подругу, обрек ее на подневольное существование.
Впрочем, всего я не знаю. Не исключено, что родители просто выдавили из него правду – и, скорее всего, это так.
Теперь вместо брата я тихо бранила их. Как повезло вырваться из логова этих лицемерных изуверских дикарей, будь оно трижды проклято. Впервые я ощутила укол стыда. Хотя нет, не впервые: стыд – давний мой спутник по жизни, но, если не взнуздывать его, они вновь
Ради свободы я, по сути, бросила Джеремию на съедение этим варварам. Раньше их пагубное влияние делилось между мной и братом пополам, а ныне он терпит его один. Когда отыщу Эрика и верну книгу, придется наведаться домой на пренеприятный разговор.
Тяжкая дума о горе-родителях породила новую, о дяде Дункане. Не заглянуть ли к нему в Бракене? Пока что я отложила эту мысль под сукно.
Глава двадцать шестая
Нора
Не стоит клеймить Бракен бандитским логовом. Здесь попросту иной взгляд на происходящее. Кто не знает о подпольных бойцовских притонах и картежных? О жестоких собачьих боях? Знают все! Знают, но закрывают на это глаза. Обходят проблему молчанием, пока она не раздуется настолько, что ее нарекут городской изюминкой.
За последним холмом простерла длинные закатные тени бражная и промышленная обитель. Удобно гнездясь в венце холмов, пыхтел в небо вечным чадом городок Бракен. Слева по широкой долине с пригорка, куда мы взбирались, мирно катил воды Дельбур.
Бракен располагался ближе всего к Болтону и был этаким его сопливым младшим братцем.
Я поблагодарила возницу за место в обозе, доплатив за то, что не донимал разговорами. Он привычно немо тронул полу шляпы с лентой и скрылся.
На ум опять пришел дядя Дункан: в конце концов, он живет в Бракене. Я отбросила эту мысль. Прежде всего – дело.
Не поспоришь, что с годами мы с ним отдалились. Я боялась опять наткнуться на него где-нибудь в стельку пьяного.
Потом о нем подумаю. Я быстрее зашагала по улице. Если Клерия преисполнена роскоши и помпы, то Бракен – суров и прагматичен.
За краску, за позолоту, за площадь нужно платить. Оттого улочки здесь тесные, дома жмутся вплотную и тянутся ввысь плотным бурьяном этажа на три: вширь городу уже расти некуда.
Ночью уныло свешенные головы фонарей льют на дорожный камень скудный свет. Тепла здесь недостает даже, кажется, скученным домам.
Снаружи весь Бракен облачен в оттенки серого – трупные, безликие, – а внутри под соломенными крышами и на каркасах стен царствует грязно-бурый. Любви в обличье города почти не вложили.
По тесной дороге враскачку плелись редкие горожане. Я спросила у местных дорогу до «Зубной феи» – есть тут где-то такой кабак. Днем он еле сводит концы с концами за счет опустившихся пропойц, готовых хлебать мочу под видом эля.
А сбоку от кабака была неприметного вида лестница в подвал.
Гвалт оттуда было слышно даже с улицы. Я распахнула дверь и шагнула в вакханалию. В ноздри ударило зловоние толкотни и пота.
Я протиснулась сквозь хмельную от зрелища и напитков толпу. Все здесь гонятся за неуловимой пьянящей госпожой, за призрачной надеждой на выигрыш, на ее поглаживание по щеке, и одной победы этим одержимым всегда мало. Их тешит сама погоня. Они ею порабощены.
Посередине арены возвышался гигантский по людским меркам боец в плотном доспехе мышц и жира. Последний измолоченный великаном противник со стоном отползал по песку, густо обагренному его кровью.
Рыжебородый гигант взревел и напряг бицепсы, зажигая зрителей. Я невольно усмехнулась. Как бы, любопытно, они повели себя при виде акара?
Эрика я нашла позади купола ямы. Он с постным выражением сидел на скамье, будто не замечая общего ликования.
Я подошла к нему.
– Эрик.
Он нехотя повернулся и недоуменно повел бровями. У него в зубах дымился окурок сигары.
– Надо же, Эрефиэлева псинка. Какими судьбами? – Казалось, он рад внезапной встрече, но я ни капли не сомневалась: язвит от удивления.
– Я Нора.
– Да помню я, солнышко. – Эрик посмотрел теперь с неприкрытым холодом и досчитал монеты в мошне. – Мне просто наплевать. – Он вытащил окурок и побрел делать ставку.
Я шла следом.
– Книгу.
– Какую книгу? – Его лицо покривило такой гримасой, будто я спросила, из чего сделано око Верховного Владыки.
– Верни Каселуду, которую забрал у Далилы.
Эрик все вспомнил и усмехнулся чему-то своему.
– Опоздала, солнышко.
– Да ты пьян, – заметила я.
– Ба! Словили на горячем! – ерничал стражник. – Все на бугая, – подал он монеты распорядителю, и тот взвесил ставку в руке.
– Точно? – переспросил тот.
– Что значит «опоздала»? – влезла я.
– По губам читай, псинка: о-поз-да-ла, – отцедил Эрик, растягивая слоги и подаваясь ближе. Из гнилого рта одуряюще пахнуло табаком и дешевым пойлом, а ухмылка в тусклом свете арены выгнулась сильнее прежнего.
– С невестой ворковать катись на улицу. – Распорядитель протянул ему талон, на что Эрик хмельно кивнул.
Невесту ему только в свинарнике искать – так я хотела ответить и перечислить, почему именно, но вдруг заметила Каселуду под ворохом бумаг на столе у распорядителя.
Я вышла из очереди и рывком развернула Эрика к себе.
– Ты ее проиграл?!
– Руки! – вскинулся он. Сигара выпала изо рта.
– Как ты мог? Она не твоя!
Стражник вздохнул.
– А была у меня! Не тягать же ее всюду. Да и, видно, не такая она и ценная, раз про нее забыли.
Я вспыхнула грозным свирепым пламенем.
На арене за спиной расточали хвалу Великану Мунасену и призывали смельчаков попробовать силы в бою.
В это мгновение меня посетила гениальная мысль, план столь нежданный и ловкий, что я поневоле улыбнулась сулимому им исходу. Слишком уж романтично и благородно все складывалось. Я вернулась к распорядителю и влезла без очереди, оперлась о стол. Распорядитель отпрянул.