Одиночка
Шрифт:
Немного помолчав, он заговорил уже спокойным голосом:
– Значит, моя первая мать не покидала меня. Меня у нее просто отобрали. А как же вторая, Гром-Сердце?
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Гром-Сердце нарочно ушла от тебя? – удивленно моргнула Гвиннет.
– Но ведь у медведей нет обычая отбирать детенышей.
Вопрос волка застал Гвиннет врасплох. Конечно, никому в здравом уме даже мысли не придет отобрать что-либо у гризли.
– Она не уходила от тебя, Фаолан. И вообще перестань так думать.
– Тогда почему она ушла?
Уши
Яркие языки пламени прорезали ночную темноту, освещая все вокруг оранжевыми сполохами, но и они не могли противостоять этой сгущавшейся в душе волка пустоте. Даже сам воздух, казалось, стал темнее и вязче.
– Может быть, она отправилась искать тебя. А вдруг она подумала, что ты заблудился?
Ужасный страх мгновенно перерос в ужасный стыд, и, не зная, куда от него деться, Фаолан оттянул губы, так что обнажились клыки. Все встало на свои места, все прояснилось – но лучше ему от этого не стало.
В зимней берлоге волку было скучно. Он не мог поверить, что Гром-Сердце способна так долго спать. От вида медведицы ему становилось не по себе и страстно хотелось как можно больше времени проводить снаружи – бегать, охотиться, исследовать местность; ему очень нравилось прыгать через сугробы. А ее сердце билось все медленнее и медленнее, не в таком ритме, как раньше, а тише и глуше. Между его ударами Фаолан мог встать, два раза обернуться вокруг себя и снова прижаться к медведице. А порой она просыпалась, окидывала пещеру мутным взором и снова засыпала. Что, если Гром-Сердце однажды проснулась, а его в берлоге не было? Спросонья ей могло показаться, что с ним случилась какая-то беда, и она отправилась на поиски.
Но под светом огня ужас пустоты и одиночества постепенно отступал, язычки пламени замигали веселее.
– Да, ты права. Она отправилась искать меня, потому что я ушел. Мне было скучно в берлоге. Наверное, она забыла, что сама посоветовала мне не сидеть все время рядом с ней, а выходить на охоту.
– Все медведи впадают в спячку и не сразу приходят в себя, проснувшись…
– Да, и она знала, что я не медведь. Но… – он запнулся.
– Но что, Фаолан? – нетерпеливо спросила Гвиннет.
– Но тогда кто я?
– Ты волк.
– Проклятый волк.
– Не проклятый. Просто тебе нужно доказать, что ты достоин занять место в стае.
Фаолан вытянул кривую лапу:
– Вот почему я проклят.
– Ну да, вижу. Лапа.
– Нет, ты еще всего не видела. Посмотри внимательнее.
Волк лег на спину и показал лапу с нижней стороны – там, где подушечка была отмечена спиральным узором. Заметив, что Гвиннет настороженно моргнула, он сразу же перевернулся и встал на лапы. «Я хуже, чем малькад. Гораздо хуже!» – говорил весь его вид.
Но Гвиннет смешно подпрыгнула к Фаолану, распростерла крылья и нежно похлопала ими его по голове.
– Ты хороший волк, Фаолан, – проворковала она. – Хороший и достойный. Обе твои кормилицы гордились бы тобой.
Волк пристально вгляделся в ее глаза, сверкающие словно черные речные камешки. По цвету они были темнее глаз Гром-Сердца, но и в них он точно так же разглядел свое отражение.
Внезапно он сообразил, что только что впервые поговорил не с Гром-Сердцем, а с другим существом, и ему стало приятно. Приятно и спокойно. Фаолан почему-то знал, что этой сове можно рассказывать все без утайки и что она все поймет. А огонь, так испугавший его поначалу, оказался теплым и добрым.
Глава двадцать вторая
«Ты должен идти к волкам»
– Можно мне остаться с тобой? Я умею охотиться. Я смогу добыть тебе много мяса, а не этих жалких полевок, – Фаолан кивком указал на лежащие под камнем тушки грызунов, видимо, запасенные впрок.
Гвиннет медленно повернула голову из стороны в сторону, словно на шарнире, описав ею почти полный круг. Значение этого жеста было предельно ясно: решительное «Нет!».
– Зачем мне добыча крупнее полевок? Я гораздо меньше тебя. А если съем слишком много, то не смогу подняться с земли.
– Но мне хочется остаться.
– Ты – волк. Тебе нужно жить с волками.
– Ты не хочешь, чтобы я остался, попятился он.
Дело не в том, что я хочу или не хочу.
В ее словах, конечно, не все являлось правдой. Просто совы, особенно отшельники-кузнецы, очень любили и ценили уединение, но таким общественным животным, как волки, трудно было это понять.
– Ты принадлежишь к стае, – повторила сипуха.
– Скорее, к ее задворкам.
– Не обязательно. У волков ты многому научишься. Постепенно ты займешь свое место и, возможно, даже станешь стражником Кольца Священных Вулканов.
– Я ничего не знаю о волчьих обычаях. И вообще, довольно с меня всех этих Священных Вулканов.
– Что значит «довольно»? Ты же ничего о них не знаешь.
Фаолан отвел взгляд и опустил голову. Настал его черед недоговаривать: он не рассказывал Гвиннет о Пещере Древних Времен, да и не был уверен, стоит ли вообще начинать.
– Вот бы Гром-Сердце была здесь…
– Ее нет, Фаолан. Она ушла отсюда навсегда.
Резким движением сова закинула голову далеко назад и покрутила ею, выискивая на небе созвездие Великого Медведя. От этого зрелища Фаолану чуть не стало плохо.
– Как это у тебя получается?
– Что получается?
– Вот так вертеть головой.
– У нас, сов, есть дополнительные шейные позвонки. Благодаря им мы и можем такое делать. – Гвиннет продемонстрировала еще несколько странных движений.
– Хватит! – взмолился Фаолан. – А то мне уже не по себе.
– Ой, прости. Итак, я сказала, что Гром-Сердце ушла отсюда навсегда. Ты ее уже не догонишь. Время вспять не поворотить, и то, что покинуло нас, – не вернуть.