Одиночка
Шрифт:
– Точно?
– Чё ж он… молчал?
– Дурик! Он тайный!
– Слышал про них. Резать будешь – не признается, кто он.
– Во-во!
– Хотя… скорее резать будет он.
Рябой скомкал халат и штаны, бросил мне.
– Держи.
Я поймал одежду. Всё еще не понимал, что происходит. Но следил за своим лицом – не позволял проявиться на нём эмоциям.
– Вот почему его магики брали!
– Точно!
– Чё ж его к нам-то пихнули? А, братцы? Чё ж не в яму-то?
– Кто его знает.
–
– И чё ж теперь?
Люди рассматривали меня. Не умолкали. Но ножи убрали.
– Ты это… тайный, - обратился ко мне Рябой, - зла на нас не держи. Не признали мы тебя. Это… прощения прошу. Вещички твои – всё в целости. Ничего не умыкнули. И старшим своим передай: у тёмных ни к тебе, ни к ним претензий нету. Косякнули малость. Бывает. На роже ж у тебя не написано, кто ты. Так что не серчай.
– Не сержусь, - сказал я.
Оделся. Зашнуровал сандалии.
Рябой передо мной извинился.
Честь не задета.
Я присел на корточки. Несмотря на духоту в комнате, поверхность стены оказалась прохладной. Прижался к ней спиной.
Что мне особенно не нравилось в Селенской Империи – это постоянная жара. У меня уже появлялась мысль, что таким привыкшим к прохладе, как я, следует вести здесь ночной образ жизни. Возможно, так и поступлю.
Пробежался по комнате взглядом.
Заключённые общались, бросали мелкие камушки (играли в неизвестную мне игру), парочка – смотрели на небо сквозь щели окон. Все они делали вид, что не замечают меня. Но близко не подходили – выдерживали дистанцию. Лишь изредка, точно случайно, бросали в мою сторону любопытные взгляды.
Меня их поведение вполне устраивало.
Я прикрыл глаза.
На слух контролировал обстановку. И вспоминал о том, что со мной сегодня произошло.
Думал о молодом маге, который через тридцать пять лет убьёт мою сестру, племянника и внуков. О Двадцатой, которую видел рядом с ресторацией. О своём значительно подросшем (непонятно по какой причине) магическом резерве.
А ещё пытался понять, за кого меня приняли эти запертые в тюремной камере люди. «Тайный», «Тайный клан», «убийца» - всё это, по их мнению, имело отношение ко мне. Вот только мне хотелось бы уточнить, какое.
Однако я не стал задавать вопросы. Но к чужим разговорам прислушивался.
Услышал, что ко мне кто-то идёт.
Посмотрел сквозь ресницы.
Рябой.
Он уселся рядом со мной. Сказал:
– Это… магик, там у тебя в кармане мои сигаретки остались. Может, вернёшь?
Я запустил руку в карман, достал три толстые скрутки с травой.
Гор бы их сделал аккуратнее.
Понюхал.
– Чимана, – сказал я. – Сильно разбавлена сорной травой.
Протянул сигареты Рябому.
Тот взял их, тоже понюхал. Спросил:
– Куришь?
Я отрицательно
Рябой вздохнул. Повертел в руке сигарету.
– А я уже второй день маюсь без курева. И травка есть. Но покурить не могу. Только и остаётся – водить по бумажке носом и обнюхивать её, как пёс. Одно огниво было на всё общество! Да и то этот дурик умудрился уронить в толчок. Хоть бери и заталкивай его в дыру, чтобы поискал. Так утопнет же. Дурик.
Я протянул Рябому руку, оттопырил большой палец. Привычно собрал тепло, указал ему направление. Мысль о том, что я больше не умею призывать огонь, запоздала. На пальце заплясал крохотный язычок пламени.
– Опа! – воскликнул Рябой.
Вставил в рот свёрток с сухой травой, склонился к моей руке, подкурил. Вдохнул полной грудью. Задержал дыхание. Зажмурился от наслаждения.
Маскируя неприятные запахи, по комнате стал расползаться дымок.
Заключённые его тут же унюхали. Умолкли. Ненадолго. Потом вернулись к прежним занятиям.
Но не все. Трое тут же вынули из кармана скрутки и поспешили к Рябому. Тот позволил им подкурить от своей сигареты. Выпустил в воздух кольцо дыма.
«А Двадцатая утверждала, что в столице эта привычка не прижилась».
– Походу ты взаправду умеешь магичить, - сказал Рябой. – Вот уж не думал, что так этому обрадуюсь! Удружил!
Снова набрал полную грудь дыма.
– Не знал, что у Темного клана есть магики.
– Ты много о нём знаешь? – спросил я.
Рябой засмеялся. Потом закашлял, подавившись дымом.
Потряс длинным узловатым пальцем и сказал:
– Подловил! Нихрена не знаю! Надеялся, ты проболтаешься.
Я ничего не успел ему ответить. Потому что загрохотал замок, и дверь тюремной камеры со скрипом распахнулась. На пороге появился стражник. Он отыскал меня взглядом и сказал:
– Эй ты, магик! Выходи. За тобой явилась хозяйка.
Глава 20
Пока шел по коридору следом за стражником, гадал: пришла Мираша или Двадцатая? Склонялся к первому варианту. Но надеялся на второй.
Стражник распахнул дверь.
– Вали, - сказал он. – И больше нам не попадайся! Скажи спасибо хозяйке, что за свои проделки не оказался на невольничьем рынке!
Вытолкал меня на улицу.
Я не ожидал такого поворота. Замер, зажмурился от солнечного света. Трижды чихнул (даже в ушах зазвенело). Утёр выступившую слезу.
Ни Мирашу, ни Двадцатую я во дворе тюрьмы не обнаружил.
Зато увидел высокого бородатого мужчину с кустистыми сросшимися над переносицей бровями. Он стоял в нескольких шагах от меня, спрятав руки за спину и выпятив живот. Покусывал губы, рассматривал мою внешность, словно сверял её с чьим-то описанием.