Одиночный выстрел
Шрифт:
Булыжники запрыгали по мощеному двору, высекая искры, но работника пока миновали.
– Ваша светлость, вы испортите собственность господина прелата! – подал голос Рулоф.
– А-а, ты еще здесь, старый пес? Сейчас прибью твоего вонючку, а потом возьмусь за тебя! – пригрозил Марк, и несколько камней упало на ярус.
Рулоф сел на пол и, обхватив голову руками, стал ждать, когда господскому племяннику наскучит это занятие и он уберется.
Один из камней угодил Молчуну в спину, но он и не подумал бежать,
Этот меткий бросок вызвал у хулиганов бурю эмоций, они стали бросать чаще, и несколько камней угодили в ворот, потом один проломил доски жилого ящика Молчуна, и снова это вызвало мальчишеский восторг.
На какое-то время подростки прекратили свое занятие, и Рулоф подумал, что на этом безобразия закончатся, но неожиданно в воздух взвился особенно большой булыжник и, описав дугу, ударил Молчуна в лоб.
Звук удара был таким громким, что Рулоф невольно вскрикнул и вскочил на ноги, а подростки засмеялись и побежали прочь.
– Ну все… – упавшим голосом произнес смотритель, глядя на распластавшегося на мостовой Молчуна. Такого удара не мог перенести никто, будь он хоть трехжильный.
– Вот и все, – повторил Рулоф и стал спускаться во двор.
Оставшееся без тяги колесо остановилось, вода перестала шуметь и литься в желоба. Впрочем, ничем серьезным это не грозило, поскольку в замке имелся трехдневный запас серной воды, а за это время можно было и ремонт провести, и поставить на ворот подходящего раба. Но где взять такого, как Молчун?
Уж если не ядовитые пары, так злоба глупых подростков доконала его.
Рулоф подошел к Молчуну ближе. Грязные космы разметались по каменному полу, и впервые за долгое время он увидел лицо невольника – прямой нос, обострившиеся скулы и высокий, рассеченный булыжником лоб.
Вот и не стало того, кто и так никем не был.
– Какие крепкие руки… Он мог бы служить мне десяток лет, если не больше, – шмыгнув носом, произнес Рулоф. – Но, видать, закатилась твоя звезда, парень, раз интресса и Марк этот вместе захотели твоей погибели.
Рулоф утер накатившуюся слезу.
– Ну зачем им знать, кто работает на водочерпалке?! Господское ли дело совать свой нос в эту зловонную яму?!
Рулоф покачал головой и был уже готов разрыдаться, когда вдруг заметил, что Молчун уже сидит на каменном полу и смотрит на Рулофа.
– Эй, да ты живой! – обрадовался смотритель и хотел дотронуться до спутанных волос раба, но тот отвел его руку в сторону и произнес:
– Ти… куто?
4
Услышав впервые за три года голос Молчуна, Рулоф сам едва не лишился дара речи.
– Эх-ма, великие реки, да ты никак заговорил! – воскликнул он, вскакивая на ноги.
Молчун тоже вскочил и стал осматриваться с таким видом, словно впервые видел этот двор.
– Пачиму так… пахниет? – спросил он, потом дотронулся до рассеченного лба и увидел на пальцах кровь.
Рулоф испугался, что пришедший в себя раб обвинит его в нанесении раны, и поспешил объяснить ее возникновение.
– Это мальчишки! Марк и дружок его, Бульмарт, они из замка прелата Гудрофа! – громко произнес он, как говорят для глуховатых людей. – Там – замок прелата Гудрофа, – добавил Рулоф и махнул рукой, показывая примерное направление, однако Молчуна больше интересовало другое.
– Пачиму пахниет? – снова спросил он.
– Дык гадишь под себя, вот и пахнет! Ходи на горшок, и пахнуть перестанет.
– Ти куто? – повторил Молчун свой первый вопрос, продолжая настороженно озираться.
– Я – Рулоф, смотритель здешний.
– Смотрител дешни… – по-своему повторил Молчун.
– Вот именно, – подтвердил Рулоф, опасаясь как-то обидеть невольника. Прежде он не представлял опасности и потому был не закован, но теперь его следовало бояться – с такой силой никто не сладит.
Рулоф достал из-за пазухи грязный платок и протянул Молчуну.
– Возьми, приложи ко лбу… Кровь остановишь.
Невольник взял платок, удивленно на него посмотрел, как будто не догадываясь о предназначении этой вещи, и вдруг спросил:
– Смотрител дешни… а кито я?
От такого вопроса Рулоф даже вспотел. Он снял овечью шапку и, разведя руками, признался:
– Я не знаю, кто ты, мил-человек. Тебя ко мне люди прелата Гудрофа доставили.
Молчун кивнул и, казалось, только сейчас заметил свисавшие почти до пояса длинные космы.
– Мине нада… – Он взял в руки свалявшую прядь. – Мине нада убарать…
– Постричься? – догадался Рулоф.
– Да, – кивнул невольник.
Между тем кровь из раны на его лбу перестала течь, но на этом месте появилась огромная шишка.
– Постой-постой, я сейчас все принесу! – засуетился Рулоф. – У меня и ножницы есть хорошие, правда, они овечьи, но тебе сгодятся.
Подхватив с мостовой оброненный Молчуном платок, он побежал к лестнице и стал быстро подниматься – сначала по ступенькам, потом по тропинке в гору, заскочил в свою хижину, схватил с полки ножницы, пару новых мешков и большую иголку с клубком ниток.
Вернувшись во дворик, смотритель помог невольнику состричь его колтуны, и на каменном полу образовалась целая копна спутанных прядей. Пока Рулоф его стриг, Молчун не переставал принюхиваться, ему не хотелось быть источником такого зловония, и сразу после стрижки он потребовал воды.
– Хорошо, я все тебе принесу, только ты отсюда никуда не уходи, – попросил Рулоф, собирая состриженные волосы.
– Да, – отчетливо ответил Молчун, и Рулоф ему поверил. Этот круглый двор с воротом посередине был единственным домом невольника, другого он не знал.