Одинокая душа для ведьмы с ребенком
Шрифт:
— Собаку, — попросил он и потянул меня за руку к столу с мягкими игрушками.
Плюшевая собачка стоила совсем недорого, а при виде того, как малыш прижал ее к себе, я чуть не расплакалась.
В этот момент к нам подошел Константин. Не знаю, как я его не заметила раньше?
Олежка просиял:
— Дядя Костя, здравствуйте!
— Здравствуй-здравствуй, — Константин серьезно подал протянутую ему крохотную ладошку. — Марина Витальевна, рад встрече. Хорошо развлекаетесь?
— Да! — первым высказался Олежка.
— Думаю, мы уже скоро домой, —
Олежка надулся: уходить он, похоже, совсем не хотел. А Константин заговорщицки ему подмигнул и спросил:
— В саду еще не были? Там поставили качели.
— Ой, я и не знала! Пойдемте, посмотрим.
— Покатаемся! — поправил меня сынуля. Константин рассмеялся:
— И правда, качели не для того, чтобы смотреть на них со стороны!
Чтобы выйти в сад, пришлось пройти вдоль всей галереи, а значит, получить еще одну порцию всяческих соблазнов. Сладости, напитки, детские игрушки и поделки, корзины с цветами — роскошные розы, георгины, гвоздики, игольчатые и шаровидные разноцветные астры, даже орхидеи. Возле одной из цветочниц Константин остановился.
— Марина Витальевна, вы какие цветы любите?
— Розы не люблю, — призналась я. — Они слишком парадные. А из остальных… мне было бы интересно узнать, что выберете вы, Константин. Кстати, уж если я с вами по имени, может, и вы будете называть меня просто Мариной? А то как-то даже неудобно.
Он как-то очень пристально посмотрел мне в глаза, улыбнулся и быстро надергал пышных астр светлых оттенков — нежно-розовых, бледно-сиреневых, желтовато-кремовых.
Добавил к ним несколько белых и алых и передал получившийся букет цветочнице. Та с улыбкой кивнула, обернула астры в тонкую полупрозрачную бумагу, перевязала светлой лентой, провела над цветами рукой, как будто невесомо погладила, и вернула оформленный букет Константину. А он тут же с легким полупоклоном вручил мне:
— Марина, от души прошу принять.
— Спасибо, — я спрятала лицо за букетом, пережидая приступ радостного смущения.
Астры пахли тонко и терпко, почему-то вызывая в памяти детство. — Спасибо, — повторила я, — они чудесны.
Качелей был длинный ряд — низкие лошадки для малышей, крепкие лодочки для детей постарше и для парочек. Почти все оказались заняты, но одна свободная лошадка нашлась, и Олежка тут же на нее взгромоздился. Я осторожно раскачивала, Константин стоял рядом, а потом аккуратно потеснил меня в сторонку. Теперь я стояла чуть поодаль, смотрела, как он катает моего ребенка, и пыталась решить, что делать. Поведение Константина опасно походило на ухаживание, но неловкости я не чувствовала: он держался в рамках приличий, без лишней навязчивости, к тому же был мне симпатичен. Так что в конце концов я сказала себе: «Посмотрим», — и пустила события течь своим чередом.
Накатавшись, Олежка запросил еще сока и тортика, а я предложила встречный план:
купить тортика с собой
народу ощутимо прибыло, найти в этой толпе Ксению Петровну было нереально, да и отвлекать ее не по делу, наверное, не стоило. Так что я взяла Олежку за руку, и мы развернулись к выходу.
В самых дверях неловко столкнулась с каким-то мужчиной. Извинилась, он кивнул было, но тут же впившись в мое лицо взглядом, спросил:
— Андреева? Марина?
Узнавание полыхнуло в мозгу даже не вспышкой, а ударом молнии. Никита. Первая, мать его, Маринина любовь.
— Я вас не знаю, — торопливо ответила я. — Видимо, вы обознались.
Прозвучало глупее некуда, но я уже проскользнула мимо, напиравшая толпа оттерла нас, я заметила подъезжавший к остановке автобус, подхватила Олежку на руки и побежала.
Водитель нас подождал, я выдохнула: «Спасибо!» — и без сил опустилась на сиденье. И только теперь подумала, что встреча странная: Марина ведь училась не в Новониколаевске.
Хотя какая разница, в самом деле! Вот уж с кем я не собиралась «возобновлять» знакомство.
Олежка едва доел обед и тут же заснул: умаялся. А я пила чай и смотрела на букет.
Поставить пришлось в литровую банку, но все равно смотрелся он волшебно. Да ладно, что еще за «все равно», просто волшебно! От его вида хотелось петь, а может даже, немножко танцевать — с Константином. Я вспоминала его улыбку и пристальный взгляд и пыталась представить, какой он видит меня. Хрупкая миниатюрная блондинка в строгом трауре.
Двадцать три года, ну ладно, почти двадцать четыре уже, но и сыну почти пять.
Легкомысленная глупышка? Не хотелось бы, но я и веду себя сейчас вовсе не легкомысленно. Может, решил, что выросла и поумнела, жизнь ума вложила? На самом-то деле так оно и есть, вот только ум мой — из другой жизни. Мне ведь не двадцать три, а шестьдесят три. Парадокс — наверное, этот серьезный и вроде как очень даже положительный мужчина считает слишком юной меня, а мне он кажется почти мальчишкой.
Олежку я быстро приняла всей душой как родного сына, не пора ли и себя принять вот такой — почти девочкой, юной и хрупкой, нуждающейся в надежном мужчине рядом?
Поднимаясь наверх отдохнуть, я забрала букет с собой и поставила в спальне на подоконник. Всего-то букет, но что-то неуловимо изменилось. Почему-то я была уверена, что теперь мне перестанет ночами чудиться Макс.
Часть 3. Учиться, учиться и еще раз учиться
Первого октября лил дождь. Ну что ж, теплая южная осень и так затянулась…
Хорошо, что я успела собрать нормальный осенний гардероб и себе, и Олежке — без излишеств, но самое необходимое у нас теперь было. Как раз весь заработок с ярмарки и вязания ушел, так что план нагрести себе кучу всякой пряжи и уйти в вязальный разгул пришлось очень сильно ужать.