Одинокая леди
Шрифт:
— Мне бы не хотелось.
— Перестань, — сказал он. — Отвлечемся. Все идут после кино чего-нибудь выпить...
— Нет.
— В чем дело, Джери-Ли? Ты какая-то другая.
Она не ответила.
— Пойдем, выпьем содовой — я угощаю. Не хотелось бы сегодня на немецкий счет.
На ее губах против воли возникла улыбка.
— Ой, Мартин, поосторожнее. Ты что-то стал транжирой!
Он рассмеялся:
— Ты просто меня не знаешь! Десять центов здесь, двадцать там, — и он щелкнул пальцами.
Она
— О'кей!
Мартин был прав: большинство зрителей после фильма набились в кафе-мороженое по-соседству. Радиола негромко играла в углу, и люди танцевали. Им удалось углядеть свободный столик в самом конце зала. Они прошли сквозь толпу, ни на кого не глядя.
У столика стоял только один стул. Мартин заметил свободный у соседнего столика. Там сидела целая куча парней и болтала о чем-то своем.
Мартин спросил разрешения и взял стул.
Ребята замолчали, оглянулись и заметили Джери-Ли. Воцарилось довольно долгое молчание, и затем один из них сказал что-то приглушенным голосом, и все засмеялись и стали поглядывать на Джери-Ли.
Она почувствовала, как лицо ее пунцовеет под их косыми взглядами, и уткнулась в меню. Подошел официант — прыщеватый юноша, которого она знала по школе.
— Что будем заказывать? — спросил он и тут вдруг узнал Джери-Ли. — Привет, Джери-Ли! Что-то давненько тебя не было видно в наших краях.
Она услышала взрыв смеха за соседним столиком.
— Зато она была в других краях, — заявил один из парней, и все снова заржали.
Она посмотрела на Мартина и сказала:
— Я действительно ничего не хочу.
— Ну хоть что-нибудь закажи! — настаивал он. — Как насчет шоколадно-ананасового сока?
— Нет, — коротко ответила она.
Рядом опять раздался хохот. Она не слышала, что они говорили, но все время чувствовала, как они косятся и разглядывают ее.
— Я лучше пойду, — сказала она, поднимаясь со своего места. — Я не очень хорошо себя чувствую.
Не дожидаясь ответа Мартина, она почти выбежала из зала.
Он догнал ее через квартал и молча пошел рядом. Они дошли до угла, прежде чем она заговорила.
— Прости, Мартин.
— Ничего, — ответил он, — все в порядке. Но ты напрасно так реагируешь, это не правильно.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду. Он остановился под уличным фонарем и повернулся к ней лицом.
— Может быть, я не так много и знаю, — сказал он, — но я величайший в мире эксперт по реагированию на то, как люди говорят обо мне за моей спиной. Я вырос, слыша это.
Она промолчала.
— С такими родителями, как у меня, слышишь за спиной сплетни постоянно. Не так-то просто быть сыном городских пьяниц, — голос его дрогнул, он внезапно умолк.
— Я понимаю, Марти.
Он помотал головой, несколько раз моргнул, словно смахивая невидимые слезы.
— Я научился не замечать всего этого, когда был совсем маленьким.
Если знаешь, что ты вовсе не то, чем тебя считают и называют, можно держать голову высоко поднятой, независимо от того, что они болтают. Я так и поступал. Постепенно вся их злобная болтовня перестала что-либо значить для меня. Я знаю, что я поступаю правильно.
— Если речь идет о девушке, то все выглядит совершенно иначе, — вздохнула Джери-Ли. — Никто не подходит и не говорит прямо. Нет даже крохотного шанса бороться, дать сдачи, что-то ответить...
— Со мной то же самое. Ты думаешь, кто-нибудь хоть раз подошел и прямо спросил: эй, это твой отец городской пьяница? Нет, никто! Вместо этого они шепчутся и поглядывают и косятся до тех пор, пока не начинаешь думать, что лучше бы уж прямо что-нибудь сказали в лицо, и тогда не придется делать вид, что ничего не происходит.
Она согласно кивнула, и ей вспомнилось, что говорила ее мать. когда Мартин впервые пришел к ним в дом: его родители не те люди, с которыми можно поддерживать отношения.
— Думаю, что смогу привыкнуть, — сказала она. — У меня и раньше всегда было такое ощущение, словно они пытаются заглянуть мне под платье.
Я просто чувствую, что они все думают обо мне.
— Но ты-то знаешь, что ничего такого не сделала. Это гораздо важнее, чем то, что и как думает кто-то.
— Я ничего не сделала, и именно это обстоятельство делает всю ситуацию такой ужасной и невыносимой для меня.
— Нет, нет! Наоборот — именно благодаря этому ты права, а все остальные не правы, — сказал он, и в голосе его прозвучала уверенность не по годам. — Если ты это знаешь, — никто и никоим образом не может тебя запятнать.
На следующий день она заглянула в аптеку. Парни, стоявшие у двери, увидев ее, мгновенно умолкли, но при этом расступились, чтобы дать ей пройти. Она ощущала их взгляды все время, пока шла к прилавку.
Мейхью вышел из задней комнатки.
— Добрый день, Джери-Ли, — сказал ои приветливо. — Что вы хотите?
— Зубную пасту, полоскание для рта и дезодорант. Он кивнул и быстро упаковал все. Положил перед ней.
— У нас одноцентовая распродажа на косметику «Лав-Глоу», — сказал он. — Если вы купите одну губную помаду, то вторую вы получите за пенни.
Она покачала головой.
— Нет, спасибо, пожалуй, мне не нужно.
— Очень хорошая помада, — сказал он. — Попробуйте-Не уступает ни «Ревлону», ни «Елене Рубинштейн» и всем другим популярным маркам.
— Может быть, в следующий раз, — сказала она и заглянула в список покупок. — Мне еще аспирин, пожалуйста.