Одинокие боги
Шрифт:
Вы подумали, кто будет платить вам? У этого дона уже нет денег, он не в состоянии заплатить никому. Вы — глупцы, слепо следующие за слепцом. Вон отсюда! Сейчас же! — Мисс Нессельрод повелительно махнула рукой. — Мистер Келсо, если они не уйдут, стреляйте в них!
Ружья опустились. Сконфуженные люди смотрели друг на друга, потом устремили взоры на дона Исидро. Келсо поднял свое ружье. Это была мистификация чистой воды, блеф, но никто не знал об этом лучше него.
Стоявший позади всех мужчина молча повернулся и вышел, за ним потянулись остальные. Женщина была последней, кто еще чего-то ждал, но и она вскоре исчезла.
— Дон Исидро! — Мисс Нессельрод говорила спокойно, но в ее голосе ощущался металл. — Я бы на вашем месте послала человека, чтобы немедленно отозвать дона Федерико. Полагаю, если бы я была на вашем месте, то давно бы сказала ему, что он не является вашим наследником и никогда им не станет. До тех пор, пока он не знает об этом, за вашу жизнь нельзя будет поручиться. Ведь ясно, что этот человек не остановится ни перед чем.
— Она говорит истинную правду, брат. Еще юношей он пытался убить Альфредо. Несколько дней назад он угрожал мне. Федерико преследует Иоханнеса лишь потому, что думает, будто молодой Верн станет оспаривать его права на твое состояние.
Дон Исидро посмотрел на сестру полными печали глазами.
— Если ты говоришь правду, Елена, то и я тебе признаюсь тоже: у меня нет состояния. У меня уже нет ничего.
— Это так, — тихо подтвердила донна Елена. — Ты не сумел вести дела, брат, наживать капитал, поэтому я с помощью мисс Нессельрод делала все это — все, что необходимо. Но Федерико ничего не знает. И ты должен отозвать его, отозвать немедленно, пока не произошло трагедии.
— В соответствии с нашими законами, в случае чего... — добавила мисс Нессельрод, — вы будете считаться соучастником. А вам пора побеспокоиться о собственной безопасности.
— У меня нет людей, как нет и безопасности... Вы прогнали всех.
— Пишите письмо! — Мисс Нессельрод подошла к креслу дона Исидро ближе. — Думаю, его можно отправить с кем-нибудь из тех, кто раньше работал на вас.
Елена взяла из бюро бумагу, чернила и протянула дону Исидро.
Несколько секунд тот молча, будто невидяще смотрел на лист бумаги, затем медленно, с неохотой начал писать.
— Ты уничтожила меня. — Он поднял мрачный взгляд на Елену.
— Нет, брат, я старалась спасти тебя. Ты же все разрушил. С самого начала твоя дурацкая гордость и ненависть уничтожили все, чем ты был или мог стать.
Ты стал жестоким, безжалостным, но в какой степени это произошло из-за дона Федерико? Думаю — в немалой. Он был твоим злым гением и всегда под рукой — советующий, знающий все наперед. По-моему, ты смягчился бы еще много лет назад, не будь этого человека рядом.
Старик заерзал в своем кресле и вдруг пробормотал:
— Кроха... Он называл меня дедушкой.
Келсо убрал оружие.
— Мадам, уже поздно. Не знаю, как вы, но я страшно устал и едва держусь на ногах.
— Да, да! Мы должны идти. — Мисс Нессельрод посмотрела на донну Елену. — Вы пойдете с нами?
— Нет, я останусь. — Твердость не изменила ей и на этот раз. — Брат нуждается теперь во мне более, чем когда-либо...
Питер Буркин расседлал лошадь в импровизированном загоне, среди деревьев, сквозь которые пробивался блеск воды Потайного Озера. Питер приехал сюда позже, чем предполагал, и теперь ему придется провести тут ночь, что он делал крайне редко.
Взвалив на плечо тяжелый мешок, взяв в руку другой, Буркин пошел по тропинке.
Он приехал в самый разгар дня, когда небо сияло синевой, воздух был чистым и прохладным. Дважды Питер останавливался, чтобы передохнуть.
— Ты уже не так молод, Питер, как раньше, — громко сказал он себе. — Да и дорога стала куда круче.
Его ждал Альфредо, обхвативший голову своими гигантскими ручищами.
— С тобой все в порядке, мальчик? — только и спросил Питер. Альфредо поднял голову. Казалось, черты его лица отяжелели, а тело слегка раздалось, но, может быть, как показалось Буркину, это была всего лишь игра света.
— Нет, Питер. Я плохо себя чувствую. Стало тяжело ходить. Думаю, мои мускулы стали слабеть.
— Вот принес тебе немного еды, книги и все такое. Мне и самому стало тяжело бродить по этим дорогам. Полагаю, старею.
Питер посмотрел по сторонам.
— У тебя здесь красивое местечко, мальчик. Нигде нет такого мира и покоя.
— Я нашел Мегги Лаурел, — сообщил Альфредо.
— Она в безопасности?
— Сейчас она у индейцев с женой Франческо.
— Были неприятности?
— Да, с двумя бандитами. Один убежал, другого я... я столкнул.
— Ты столкнул?
Оба замолчали, наблюдая, как за горами, там, где плескался океан, скрывается красный диск солнца.
— Я могу что-нибудь сделать для тебя, малыш?
— Ты и так уже много сделал, Питер. Без тебя... без тебя я был бы ничто.
— Не переживай, Ал! — Питер взял ветку и поворошил ею хвою. — У меня никогда никого не было, пока я не встретил твою мать и тебя.
Одно время я много мечтал, но ни одно мое желание так и не исполнилось. Не получил образования, не умею хорошо читать, как ты и Верны... Да, я наделал немало ошибок, прежде чем повстречал твою мать.
— Она мне не родная...
— Знаю это, мальчик. Но она считала себя твоей матерью, так же, как я считаю отцом. Умирая, она сказала мне, что ты не похож на других, и наказала заботиться о тебе.
— Что ты и делал всю жизнь. Ты был отцом, которого у меня никогда по сути не было. Ты очень добрый, Питер.
— Я старею, мальчик. Дороги становятся для меня крутыми. Если со мной что-нибудь случится...
— Не беспокойся об этом, Питер. Не думаю, что и мне долго осталось жить.
Питер начал что-то говорить, но Альфредо, будто не слыша, поднял руку в знак протеста.
— Нет, Питер, я чувствую это. Я устал, понимаешь? Я любил эти горы, очень любил. И Иоханнеса. Он многое значил для меня. Мы беседовали с ним, понимаешь? Благодаря книгам. То, что ему особенно нравилось, волновало, вызывало сомнения, он каким-то образом сообщал мне. Но я никогда не хотел, чтобы он видел меня. Просто старался быть для него другом. Если бы он увиделся со мной, его могло постичь разочарование. Оставляя ему книги, я представлял, как он их читает, что думает. По-моему, и он испытывал те же самые чувства...