Одинокие души

Дьюал Эшли

– Счастливица, – шепчет мама и гладит меня ладонью по щеке. – Опять решила напугать нас? Проспала шесть дней: шесть долгих тяжелых дней. Сейчас твое состояние стабилизировалось. К счастью, на тебе всё заживает как на собаке.

– Прости. На дороге что-то появилось. Кажется, это была девушка. – Я болезненно морщусь. – Рыжая девушка. Она стояла посередине трассы, а Лёша не успел среагировать и… – замираю, мои глаза расширяются, и я испуганно съёживаюсь. – Астахов, что с ним? Он пострадал?

– Не волнуйся. В отличие

от тебя, Лёша пристегнулся и только ушиб колено.

Я выдыхаю:

– А что со мной?

– С тобой, как всегда, проблемы, – шутя, протягивает мама. – Лия, ты вылетела через лобовое стекло. – Её лицо омрачается, но она пытается сохранить улыбку. – Повредила плечо, живот, правую руку и…

– И?

– И голову. У тебя сотрясение.

– Сотрясение? – Я обеспокоенно осматриваю свои руки, словно ища на них признаки очередного ушиба головы. – Надеюсь, ничего серьёзного?

– Лия, любая травма головы серьёзная.

– Ты понимаешь, о чём я.

– Не волнуйся, – мама кивает. – Потеря памяти тебе не грозит. Полежишь в больнице несколько недель. Подлечишь плечо, а потом за тебя возьмёмся мы с папой, уже дома.

– Несколько недель? – в ужасе расширяю глаза. – Но у меня скоро экзамен! Я должна ходить на занятия по вождению.

– Господи, о чём ты? Ты попала в аварию! Вылетела через лобовое стекло! Какое вождение? Какие экзамены? – Мама качает головой и встает с кровати. – Схожу к твоему отцу. Тебе пора принимать анальгин.

– Мам!

– Попытайся отдохнуть. И, пожалуйста, не вставай с постели. В любой момент голова может закружиться, ты упадёшь в обморок и повредишь себе ещё что-нибудь. Не рискуй.

– Я и не собиралась.

Мама выдыхает, словно читает мои мысли и знает, что на самом деле я так и собираюсь поступить.

– Поспи.

Она выходит, и в тот же момент я стаскиваю с себя одеяло.

Ноги покрыты огромными синяками, живот коричневый, будто я загорала в открытом неровном купальнике. Я выдыхаю и с трудом встаю. Голова сразу начинает кружиться, но я хватаюсь рукой за полку. Мне не привыкать к боли. Медленно иду к выходу из палаты и вижу двух бабушек: они сидят на скамейке и внимательно наблюдают за моими движениями.

– Здравствуйте, – бросаю я и прохожу по коридору.

Они шепчутся и обмениваются взглядами, но я не обращаю внимания.

Наверное, сейчас вечер – людей мало. Правда, запах стоит такой же отвратительный: тяжёлый, гадкий, старый.

– Куда ты? – спрашивает медсестра. Она появляется неожиданно, и я отпрыгиваю в сторону. – Разве тебе можно выходить?

– Я в туалет. – Если это знакомая мамы, мне не поздоровится. – Мне нужно в туалет.

– Подожди врача.

– Я не могу ждать, – театрально сгибаюсь. – Мне правда очень нужно!

На самом деле мне необходимо пройтись, но женщине необязательно знать об этом.

– Я провожу её, – внезапно

раздаётся женский голос, и я вижу Киру. Она стоит в очках и белом халате, с завязанными в конский хвост золотистыми волосами. Я выпрямляюсь и еле сдерживаю смех.

– А ты кто? – Медсестра вскидывает брови. – Раньше я тебя не видела.

– Я интерн. Новенькая.

– Неужели?

– Да, и раз тут нужна моя помощь… – Кира подходит ко мне, берет под локоть и сдвигает с места.

– Ты что здесь делаешь? – Я говорю с таким диким восторгом, что наверняка мои глаза светятся от счастья. – Откуда халат и очки?

– Не спрашивай. Ты не представляешь, как сложно было к тебе пробраться. Та мымра всё ещё пялится.

– Чёрт с ней. Лучше объясни мне, что происходит?

– Ничего особенного, – Кира открывает мне дверь, и мы проходим в туалет. Здесь воняет ещё хуже, чем в коридоре, и она прикрывает нос рукой. – Твою мать, разве в больницах не должно быть туалетов, после которых человека не нужно откачивать?

Я хочу ответить что-то едкое и смешное, но неожиданно примерзаю к полу.

Мое отражение.

– О, господи! – Я почти ору. Резко подскакиваю к зеркалу, и плевать на боль, ушибы и отёки. Моё лицо в порезах. Оно похоже на один сплошной синяк, и меня тошнит от страха. – Господи!

Я начинаю мять руками кожу, в надежде, что сейчас уберу пальцы, и лицо станет прежним. Но ничего не выходит.

– Лия.

– Твою мать, Кира! Что со мной?

– Успокойся, – девушка подходит и берет меня за руки. – Не трогай, сделаешь хуже.

– Отпусти! – Я вырываюсь и вновь касаюсь пальцами лица. – Боже мой.

– Так, сейчас же посмотри на меня.

– А вдруг это не пройдёт? Вдруг останутся шрамы? – Я сглатываю и вспоминаю рану на лице предводителя стаи. Господи, я не смогу с этим жить. – У меня такое лицо, словно я побывала на скотобойне!

– Детка, а чего ты хотела? Ты вылетела через лобовое стекло и думала остаться целой и невредимой? Это ещё цветочки.

– Кира, я омерзительна!

– Не набивая себе цену! – Девушка становится рядом со мной. Мы смотрим на наши отражения, и я горю желанием разбить зеркало к чёртовой матери. Кира такая красивая, высокая, у неё широкие скулы и ровные брови, а я – гигантский отёк. – Синяки скоро заживут, раны затянутся. Так что не паникуй.

– Не паниковать? Не смеши меня! Если бы я умерла, мой труп не опознали бы.

– Я бы опознала.

– Неужели? И каким образом?

– Пощекотала бы тебя.

Такой ответ застаёт меня врасплох. Я недоуменно поворачиваюсь лицом к Кире.

– И что?

– Как что? – Девушка улыбается и закатывает глаза к потолку. – Ты отреагировала бы и начала хихикать. А твой смех невозможно перепутать ни с чьим другим.

– Но я же умерла!

– Лия, ты же бессмертная задница! Ты не умерла бы.