Одинокие люди
Шрифт:
Неожиданно слева появились развалины - древняя стена, наполовину разрушенная проросшим тополем. Глубина ручья здесь была всего несколько дюймов. Повернув вороного, я провел его по воде и за стену, где рос могучий тополь.
Рядом с тополем обнаружилась маленькая полянка, с одной стороны которой стояла полуразрушенная стена. Вторая сторона ее спускалась к другому ручью, побольше. Вокруг росли деревья. Огромные, толстые ветви тополя вытягивались над стеной, представляя что-то вроде укрытия. Я заехал под ветки, спешился
– Встань под дерево, пока я не сооружу лагерь, - сказал я.
Я не даром много лет бродяжничал по стране и кое-чему научился. Мне не раз приходилось разбивать лагерь под дождем, нужно лишь найти подходящее место. Перво-наперво нашел сломанную ветром большую ветвь тополя. Это дерево горит хорошо и жарко.
Толстый ствол давал кое-какую защиту, а стена будет отражать тепло костра. Одна ветка тополя простиралась над углом стены; я поднырнул под нее, очистил угол от мусора и вплел срезанный сосновый лапник в листья. Теперь у нас было хоть какое-то подобие крыши.
Привязав вороного под тополем на длинной веревке, чтобы он мог пощипать траву, я отнес седло и снаряжение в наше убежище. Мальчик уже сидел в углу.
Под парой упавших деревьев отыскал сухой коры, набрал хвороста, и через несколько минут развел огонь рядом со стеной. Наш лагерь стал выглядеть уютнее.
Мы устроились рядом с огнем. Стена, деревья и самодельная крыша давали укрытие от дождя, тепло костра отражалось от камней стены, и через несколько минут мальчик уснул.
Я проверил оружие, убедился, что винтовка заряжена, и, понадеявшись, что конь предупредит меня об опасности, сел напротив мальчика и тоже уснул.
Глава восьмая
Ночной ветер стонал на перевалах, капли воды шипели на маленьком костре. Хворост почти догорел, угли горели тускло-красным светом и разгорались ярче, когда их касался ветер. Дождь прекратился, но большие капли время от времени срывались с листьев тополя.
Время от времени я просыпался, осматривался и опять засыпал. Со мной всегда так - не помню ночи, чтобы я проспал несколько часов подряд не проснувшись. Обычно я открывал глаза и прислушивался, а иногда вставал и обходил лагерь.
Дождь прекратился, и вороной вышел из-под дерева пощипать густую траву. Выше в горах трава была скудной и мало годилась на корм, но здесь она была сочной и зеленой.
Знаете как бывает, когда долгое время что-то слышишь, но не отдаешь себе отчета? И сейчас я не сразу распознал, что по тропе приближаются всадники. Скорее всего я даже их не слышал - может лишь намек на звук, может шестое чувство предупредило об опасности - потому что они ехали, как призраки в темноте или как волки, вышедшие на охоту - сильные, неслышные, уверенные, что добыча от них не уйдет.
Они, должно быть, были озадачены и обеспокоены, поскольку я выбрал Тропу Древних, по которой никто никогда не ездил.
Это была тропа духов, и им не слишком-то хотелось их тревожить, особенно ночью. Их лошади выросли в горах, знали все тропки, и наверное знали эту долину, потому что здесь росла сочная трава и текли ручьи.
Эти всадники наверняка одними из последних выехали со своей стоянки и по дороге наткнулись на следы апачей, преследовавших моих товарищей. Увидев отпечатки одинокой лошади, они последовали за ней, уверенные в легкой добыче.
Костер давал так мало дыма, что его почти невозможно было учуять, а красный отсвет тлеющих углей скрывал ствол тополя и стена. И все же они обнаружили меня. Наверное услышали, как пасется вороной.
В лагере все было тихо. На угли костра, зашипев, упала капля. Вороной перестал щипать траву и поднял голову, слегка всхрапывая. Я сразу же проснулся.
Мгновение лежал, прислушиваясь, затем перекатился и рывком бросился в темноту, услышав свист стрелы. Оглянувшись, заметил, что стрела, пробив одеяло, вонзилась в землю.
Они кинулись, не раздумывая. Я ударил прикладом ближайшего, промахнулся, и тут же винтовку выбили у меня из рук.
У нас дома, в теннессийских холмах, дерутся довольно часто, особенно на танцах. Девушки ходят на такие сборища, чтобы потанцевать и покрасоваться перед парнями, а парни - чтобы подраться и покрасоваться перед девушками.
Лицом я не вышел, красоваться мне было не перед кем, поэтому оставалось больше времени на драки. А потом в армии и на речных пароходах и... ну, словом, я в свое время дрался достаточно, и когда потерял винтовку, вроде как освободил руки.
Кто-то ткнулся в меня, я двинул его в лицо, потом коленом в пах, и он буквально подпрыгнул и упал, я поднял его, швырнул в сторону и размашистым ударом влепил в голову темному, надвигавшемуся силуэту. Сверкнул нож, мой кулак въехал в чье-то лицо, и я услышал, как хрустнула кость.
Я бил обеими руками, боковыми и прямыми. Апачи неплохо боролись, но в кулачных драках почти не участвовали, и это было в мою пользу. Какой-то коренастый индеец схватил меня за руку и за пояс, намереваясь бросить на землю, но я опустил сапог ему на подъем, и он согнулся от боли, отпустил, а я съездил ему локтем в ухо.
Оживление в лагере продолжалось несколько минут. Их было несколько, но я был крупнее и сильнее. Один из них прыгнул мне на спину и попытался повалить удушающим приемом, но я, схватив его за руку, перебросил через голову и трахнул о каменную стену. Он тяжело ударился, завизжал, и в этот момент раздался выстрел.
Он прозвучал неожиданно для всех, за лагерем, и я увидел, как один индеец упал, а остальные растворились в ночи, волоча за собой того, которого я ударил о стену. Индейцы исчезли, словно капли на поверхности лужи. Один момент они были здесь, в другой - пропали.