Одинокий колдун
Шрифт:
— Ай, совсем дура. Милиция ей постель греет. Власть ее самогонку лакает. Все ее слушаются.
Тут громыхнуло и взорвалось осколками окно. Выбив стекла в двойных рамах, в кухню влетел со двора здоровый булыжник (чуть поменьше головы Егора размерами), шлепнулся на плиту газовую и снес с горелок чайник и кипящую кастрюльку. Макароны рассыпались по полу. Мама и Верка с опаской выглянули в окно: двор был пуст, лишь откуда-то издалека донесся истерический бабий хохот. Война началась.
Сонной, невыспавшейся и раздраженной села за стол завтракать семья Егора. У отца побаливала голова,
— Двоек в школе много получил? — вдруг спросил у Егора отец; он решил показать, что тоже участвует в воспитании сына.
— Папа, ты чего? Занятия еще через три дня только начнутся, — удивился сын.
Папа сконфузился. Мама смотрела на него молча, со зловещей усмешкой.
— Что, не варит котелок, да? — она как бы участливо постучала вилкой по голове папы. — Вчера нажрался, конечно. Сын оболтус, муж алкоголик, обоим на все начхать. Теперь еще дворничиха решила хамить мне, пакостями грозит. Знаете что? Не желаю я больше так жить! Я уйду куда глаза глядят, — убежденно говорила мама.
— А он уже развелся, или пока обещает? — вяло, глядя в сторону, поинтересовался чем-то отец Егора.
— Вот и развелся! Понял? На коленях умоляет за него выйти. Ты думал, никто на меня и не польстится. Думал, от твоих запоев и я поистаскалась...
— При мальчике нехорошо... — грустно заявил отец.
Мама бросила вилку в тарелку. Снова в это утро взметнулись и рассыпались на линолеуме макароны. Мама заплакала, папа хмуро отвернулся. Егор полез под стол собирать. И завизжал там.
— Смотрите, смотрите! К нам крысы забрались!
Пять или шесть крупных бурых крыс сновали между ножек стола и стульев, сноровисто пожирали макароны. Жильцов они игнорировали. Мама с криком полезла на стол, опять сражаясь с собственными туфлями на высоком каблуке (так и не сняла после возвращения домой). Один каблук сломался, она подвернула ногу и упала на Егора. Сын повалился спиной на пол, ощутил, как под ним копошатся и царапаются придавленные крысы. И сам стал кричать истошно от этой мерзости. Папа смешно прыгал и старался шваброй пристукнуть уворачивающихся тварей.
Егор сумел выбраться из-под тяжелой для него мамы, схватил с кровати расшитую маленькую подушечку и придавил ей ближайшую крысу. Несколькими ударами кулачком оглушил ее, проткнул вилкой и выбросил в окно. И тут же получил жестокую затрещину по затылку от мамы.
— Не трожь подушки! — крикнула она.
Папа успел раздавить двух животных. Остальные поочередно убегали под кровать с низко свесившимся покрывалом. Папа и мама кровать отодвинули: в стене обнаружилась свежая огромная дыра, вероятно, прогрызенная крысами в эту ночь.
— Такую только бетоном заливать. Иначе никак, — почесал в затылке папа.
Мама, ничего уже не говоря, схватила чемодан и стала кидать в него свои платья и лифчики, трусы и всякие бусы и серьги.
— Я не могу... Больше не вынесу, с ума сойду... Пропади оно пропадом, — едва выговорила сквозь слезы.
Папа и Егор переглянулись, никто не решился спросить, чего не может мама. Им обоим казалось, что вины их хватает для любых ее обвинений и поступков.
Так они смотрели молча, как мама с чемоданом выскочила из квартиры. Папа, смурной и вздыхающий, выглянул из комнаты в коридор: коммуналка была тихой и безлюдной. Взрослые ушли на работу, дети ушли во двор. У папы Егора сегодня была ночная смена, вот он и остался, и участвовал в скандале.
— Ты, значит, пока помалкивай, что мамаша нас оставила. Ага? — попросил отец сына. — Глядишь, успокоится и вернется еще. Она горячая очень, и другой, солидной жизни хочет...
— Знаешь, папа, мне кажется по-другому. Мама давно хотела уйти. А сегодня много поводов нашлось, — грустно и серьезно ответил Егор. — Но я болтать об этом не буду. Скажем, что мама уехала к бабушке, поухаживать. Все подумают, она Ванды испугалась, переждать решила.
Они собирались ударить по рукам, но дверь в комнату распахнулась от пинка. Вернулась мама с чемоданом. Хотели обрадоваться, да не успели.
— Я не смогла уйти отсюда! — истерически взвизгнула мама. — Там закрыли наглухо ворота в арках. Выпустите меня, вы все за это ответите!..
Егор побежал на разведку во двор. Массивные старые ворота в обеих арках были отворены к стенам. Он побежал обратно и сказал маме об увиденном факте. Объяснил, что так быстро открыть тяжелые заржавленные ворота никто бы не смог. А мама ему не поверила. Ей просто померещилось, что ворота заперты, и какие-то голоса или существа кричали от ворот ей ругательства и угрозы. Мама плакала, трясла мужа и требовала, чтобы ее выпустили.
— Тогда, может быть, тебя через окна первого этажа на проспект переправить? — сделал дельное предложение папа.
— Хочешь ославить на всю округу? И не согласится никто. Ее же все боятся, это ее происки, ее штучки, я знаю. Польское отродье! Сволочь, над людьми экспериментирует!
— Ты о ком? — не понял муж.
— О Ванде, о ком еще. Ведьма проклятая!
Егор смотрел, не отрываясь, на стену их комнаты. И не решался кричать или говорить, чтобы не нервировать маму еще больше. По стене в больших количествах расползались клопы. Они лезли из щелей и трещин в углах потолка, из плинтусов и дырок в обоях, лезли на потолок, под фотокарточки и вырезанные из «Огонька» иллюстрации на стенах, сыпались на пол. Егор тронул папу за руку, показал глазами на стену. Папа вгляделся, вздрогнул, взял за руку жену и вывел из комнаты. На кухне налил ей из чайника кипятка.
— Попей водички. Мы придумаем что-нибудь. Голова что-то плохо варит.
— У меня бутылка водки есть. Выжри ее, может быть, ума прибавится, — грубо съязвила мама, выпив полный стакан воды.
— Нельзя мне, — задумчиво отказался муж. — Ты уйдешь, я один с мальцом останусь.
Егор пришел на кухню, помыл в умывальнике руки с мылом. До этого он пытался остановить нашествие клопов, давил их пальцами. Аромат от давленых клопов шел густой и мерзкий.
— Можно, значит, или в окно, или через подвал. Если ты, мама, через ворота все еще боишься, — попытался помочь советом сын.