Одинокий орк: Странствия орка; Возвращение магри. Дилогия
Шрифт:
Усталый Льор в конце концов задремал, прислонившись к Брехту и положив голову ему на плечо, но самому орку не спалось. Они сидели в этой яме уже много часов, и за все время стража даже не подумала накормить и напоить пленников. О них словно забыли. Лишь изредка с поверхности доносились гортанные восклицания. Прислушиваясь, молодой орк с трепетом сообразил, что с пятого на десятое все-таки понимает их речь. То есть он узнал особый «тайный» язык орочьих шаманов: дядя пытался учить племянника этому языку, но это было до того, как выяснилось, что особым магическим даром Брехт не обладает и тратить время на его обучение нет смысла. По словам того же дяди, это было все, что осталось от
Тут было над чем подумать, и это не давало молодому орку покоя. Вспоминалось Орогоро — двуполое божество плодородия и любви. Оно что-то говорило насчет того, что прочие боги орков ждут достойных… Значит ли это, что у чернокожих родственников другие боги? Брехт прежде никогда не молился — просто не знал, как это делается! Но в яме впервые задумался над тем, что неплохо бы научиться.
Топот копыт, шум и голоса привлекли его внимание. Он выпрямился и шевельнул плечом, отодвигаясь от Льора.
— Просыпайся, малыш!
— А? Что?
— У нас гости. Слышишь?
Эльф прислушался — и на его лице мгновенно проступил испуг. Тихо вскрикнув, он снова прижался к орку, спрятав лицо у него на плече.
— Ну-ну, — одернул тот юношу, — надо уметь смотреть в лицо опасности!
Над головой послышались шаги. Плетенную из лозы крышку откинули, и вниз заглянули три головы.
— Давайте вытаскивайте нас отсюда! — крикнул Брехт. — Ноги затекли!
Головы исчезли, и через минуту в колодец опустилось несколько багров. Пленников быстро, но не слишком бережно — Льор вскрикнул от боли — подцепили под мышки и вытянули наружу, как мешки. Оказавшись наконец на поверхности, молодой орк огляделся по сторонам.
Площадка резко переменилась. Под каменным козырьком напротив ямы установили полотняный навес, под которым стоял обложенный подушками плоский помост. На нем, скрестив ноги, сидела молодая крепкая женщина-воин. Вокруг нее столпились другие женщины — большей частью старухи и совсем девчонки, а также вооруженные мужчины. Единственный старик, по всему видать шаман, топтался поодаль, но, повинуясь кивку женщины, подбежал к пленникам и несколько раз резко взмахнул руками перед их лицами.
— Но-но! Назад! — остановил его Брехт. — Не тронь!
Он сказал это на «тайном» языке, и шаман удивленно отпрянул:
— Ты умеешь говорить на нашем языке, чужак?
— Да. Немного, — Брехт нахмурился, припоминая уроки почти двадцатилетней давности.
— Откуда ты взялся? — прозвучал новый вопрос.
— Пришел. Я… мне надо… — он замялся, подбирая слова, — одна девушка…
— Девушка? — прозвучал женский голос.
Брехт поднял голову.
Женщина на помосте не производила впечатление красавицы, но в ней были сила и здоровье самки, которая способна родить и выносить многочисленное здоровое потомство. И кроме того, она была воином — каждая клеточка ее мускулистого, чуть лоснящегося тела буквально кричала об этом. Брехт невольно скользнул взглядом по ее груди, талии и чреслам, и женщина вспыхнула под этим откровенно раздевающим мужским взглядом. Многие мужчины из знатных родов смотрели на Солнцеликую Жази с вожделением, мечтая о том, чтобы взойти на ее ложе. Уже несколько раз устраивала она турниры, где сама сражалась с претендентами на свою руку и сердце, и всякий раз выходила победительницей, при этом оставаясь одинокой. Не ее вина, что у ее матери не было сыновей — только восемь дочерей. Две девочки были убиты сестрами-соперницами, еще две погибли в бою, одна умерла, рожая ребенка, который скончался вскоре после рождения. Кроме Жази оставались еще две дочери: одна была шаманкой и как бы умерла для наследования власти, другая правила дочерним кланом. По слухам, она не так давно обрела мужа, а это значило, что Жази следовало поторопиться с выбором, чтобы не потерять власть.
Впервые за долгое время правительница сама задумалась над этим. И задумалась она, глядя в серые глаза чужеземца.
Ростом он был на целую голову ниже большинства ее воинов, а кое-кого — и на полторы головы, но статью и мощью равнялся им. На толстой сильной шее его болтался странный амулет на кожаном шнурке — какая-то костяная пластинка, похожая на чешуйку ящерицы, только ящерица должна быть ростом с быка. Одеться ему стражники не позволили, и женщина могла по достоинству оценить великолепно развитое тело чужеземца. Даже со связанными за спиной руками он производил впечатление. Не зря же прячется за него светловолосый мальчишка, уверенный, что и в таком состоянии сероглазый воин сможет его защитить.
— Ты ищешь женщину? — поинтересовалась правительница. — Зачем?
Брехт замялся. Он не помнил, как сказать: «Отец поручил мне свою дочь, чтобы доставить ее к матери на берег Внутреннего Моря», и предпочел ограничиться теми словами, которые знал наверняка:
— Это моя сестра.
— Твоя сестра пропала и ты ищешь ее здесь?
— Да. Ее забрали эти мужчины. — Он кивнул на чернокожих воинов.
Жази очень внимательно посмотрела на свою охрану. Не то чтобы она в чем-то подозревала отборных бойцов своей армии, просто прикидывала, как такое могло случиться, что сестра этого мужчины оказалась среди них, а она, правительница, об этом не знает.
— Степь широка, — промолвила она. — Твоя сестра может быть где угодно. Но в ее поисках ты зашел слишком далеко! Ты пришел туда, где тебе нельзя находиться! Ты — мужчина и чужак, и ты совершил преступление, придя сюда!
«И мне придется наказать тебя, несмотря ни на что!» — добавила она мысленно.
Брехту понадобилось некоторое время, чтобы перевести слова женщины. Льор с тревогой толкнул его в плечо:
— Что с нами будет?
— Ничего хорошего, — буркнул Брехт и громко озвучил вопрос юноши.
— Что будет? — Жази переглянулась с Говорящим-с-Духами.
Тот в это время как раз отчаянно шептался с одной из целительниц и поднял голову, жестом показав: «Смерть!»
— Вы осквернили Глаз Неба и будете наказаны!
— Так я и думал, — проворчал Брехт. — Священное озеро. Жаль, что не прикончили сразу — хоть помирал бы чистым. А то в вашей яме я опять грязи набрался, как свинья.
Жази с интересом прислушивалась к его бормотанию. Брехт говорил на своем языке, который правительница не понимала, но одно то, что в его интонации не было страха, говорило о многом. Вот его юный спутник что-то спросил дрожащим голосом, и пленник принялся утешать его со спокойной ответственностью отца или старшего брата.
— Но если мы… э-э… будем наказаны, — перешел Брехт на понятное кочевникам наречие, — то как насчет последнего желания?
— Что? — нахмурилась Жази. Одновременно в душе что-то шевельнулось — а если он попросит в качестве прощального подарка судьбы ее поцелуй? Как ей поступить в этом случае?
— Развяжите нас и дайте пожрать! — огорошил всех Брехт. — А то последний раз нормально мы ели позавчера вечером.
Жази скрипнула зубами, не желая признаться, что разочарована просьбой чужака. Ей вдруг ужасно захотелось скрестить с ним шассы и в бою посмотреть, кто сильнее. Она бы даже оставила ему жизнь в случае проигрыша… Но о чем она думает? Он чужак и пришел, чтобы разбудить Спящих! А если Спящие проснутся, плохо будет всему миру! Значит, возмутитель спокойствия должен проститься с жизнью… Как жаль!