Одинокий всадник
Шрифт:
Конечно, Салык понимал, что его слов для настоящего воодушевления мало, но ведь и эти люди не из байских баловней. Наверняка каждому из них не раз приходилось терпеть и голод, и холод, и другие невзгоды. И ему нравилось, что никто не высказывал жалоб, не выдавливал из себя вздохов, не показывал раздражения.
Он сам поехал в авангарде вместе с Сагынгали. Кони отдохнули лучше, чем люди, и шли хорошей рысью, но верховые все равно поторапливали их.
Каждый раз, встречая более или менее высокий бархан, Салык направлял своенравного скакуна на вершину, надеясь обнаружить где-нибудь вдалеке беглецов. Но оставались за спиной километр за километром, а окрестности были такими же пустыми, как и прежде.
Кулбатыр наверняка понял — погоня за ним серьезная, — а потому без нужды не будет нигде задерживаться. Это ясно как день. Беспокоило Салыка другое: не приведи бог, если поднимется сильный ветер или польет дождь — засыплет следы, размоет их, тогда попробуй поищи! Все придется начинать сначала, а Кулбатыр может уйти так далеко, что его уже не достанешь.
«Только бы не разгулялась злая погода, только бы опять засветило солнце!» — чуть ли не молился Салык. В этих краях нередко бывает: небо погрозит-погрозит дождем и бурей и утихомирится.
Однако на этот раз надежды его не оправдались.
10
Из-за сплошняком затянутого неба ночь падала стремительно, и вместе с ней, будто кто скомандовал, начал дуть с каждой минутой набирающий силу ветер. Начиналась песчаная буря. Мелкие песчинки, еще недавно так плотно покоившиеся в барханах, внезапно поднялись в воздух, секли лица и руки, скрипели на зубах, перебивали дыхание. А еще через какое-то время на землю упали первые капли дождя.
Надо было торопиться, и бойцы Салыка принялись сооружать нечто вроде шалаша. Сгибали вершинами друг к другу высокие кусты ивняка, связывали их и накидывали сверху попоны.
Убежище получилось тесным, и все-таки, если вплотную прижаться друг к другу, можно было уместиться всем семерым. Только-только они успели залезть в свое скромное убежище, как ветер донес запах приближающегося дождя. Вскоре капли, будто для пробы, выбили первый перестук, а потом забарабанили с такой силой, что казалось, вот-вот пробьют плотные попоны.
Ярким росчерком расписалась на небе молния. Несколько секунд звенела ливневая тишина, и наконец гром встряхнул землю. И пошло, и пошло!.. Полыхание слепящего огня и удары адовых рокочущих барабанов. Ливень был такой плотный, что совершенно нельзя ничего различить в двух шагах. Кони, привязанные тут же, рядом с входом в шалаш, появлялись только при вспышках молний и снова тонули во мраке. Они прядали ушами и приседали от страха, старались держаться вплотную друг к другу. Наскоро сооруженный шалаш продувало со всех сторон. Попоны, накинутые поверху, сдерживали основные потоки, но спереди и сзади сыпало так, что вскоре те, кто находился в этом убогом укрытии, промокли до нитки.
— А ведь верно говорят, что всякое дело лишь тогда делается, когда на то дает дозволение всевышний, — сказал Баймагамбет. — Такая сушь стояла — и на тебе!
— В жизни не видал такого ливня! — поддержал его Куспан.
— Ливни такие бывали в этих местах, и не раз, — ворчливо проговорил Шанау. — Беда в другом: случилось то, чего, наверное, очень хотел Кулбатыр. Какие уже следы после этого? Размоет все к шайтану — ничего не найдешь.
На это возразить было нечего, и все угрюмо промолчали.
Гроза бушевала больше получаса, потом пошла на убыль. Вскоре дождь лишь шелестел над пустыней и наконец прекратился совсем. Небо роняло запоздалые капли.
Бойцы вылезли из укрытия и, не сговариваясь, побрели на вершину ближайшего бархана. Небо было совсем черным, но далеко на западе пробилась полоска угасающего света. Ветер пронизывал до костей, мокрая одежда леденила тела. Но недавнего светопреставления будто и не было: вода впиталась в песок, лишь кое-где остались маленькие лужицы.
Спустя какое-то время снова полил дождь, но теперь без той ярости, лишь далеко-далеко, там, куда ушла гроза, по-прежнему полыхали зарницы да что-то тихо бормотал гром.
11
На востоке сверкали молнии, разрезая небо на множество черных кусков, даже сюда доходил их мертвенный свет.
Беглецы, успевшие уйти за пределы песков, не без радости оглядывались на безудержно буйствующую стихию и подстегивали коней.
До вчерашнего дня Кулбатыра почти ничего не тревожило. Двигались не торопясь, приходило время отдыха — расседлывали коней, выставляли наблюдателя, раздумчиво перекусывали и ложились подремать. Ночи тоже были спокойными. Всадники успевали вдосталь выспаться и дать отдых лошадям, поднимались, завтракали и снова пускались в путь.
План Кулбатыра был прост: попетляв по пескам еще два-три дня, скрыться в густых зарослях Калдыгайты и по ним дойти до песков Тайсойган-Буйрек, и, если бы до этого ничего не произошло, путь в Туркмению был бы открыт.
Но вчера выяснилось, что за ними идет погоня. Теперь Кулбатыр ломал голову, где он мог допустить ошибку, ведь все было учтено в тот вечер, когда Раис принес пугающую новость о том, что за ним снаряжают людей.
Он не сомневался, что его будут преследовать, а потому и не стал рваться туда, куда хотел. Если красные узнают, куда он в самом деле направляется, достанут где угодно, не только в Туркмении, но и вообще на краю света или у черта на рогах.
Нужно было маневрировать, запутать погоню, сбить с толку. Так начались скитания. С Танатом они двинулись сначала к Аккумам, которые лежали в стороне от дороги, избранной Кулбатыром, оставили позади и Карагандыкумы. Он надеялся, что преследователи поверят — он скрывается где-нибудь в аулах, многочисленных на той стороне, начнут обшаривать их (на это уйдет несколько дней), а они тем временем будут уже далеко.
Стараясь не попадаться никому на глаза, они прошли по окраине песков верст десять, снова углубились в пустыню и тут же напрямик поехали в Батпакты, где к ним и присоединились Аккагаз и Раис.