Одинокий. Злой. Мой

Новикова Татьяна О.

Если честно, меня это предложение обескуражило. Я тогда не думала даже, что Платон сказал обо мне братьям. Как минимум по той причине, что пришлось бы выдавать всю историю знакомства, от встречи в заброшенном литейном цехе. Платон ведь не признался арбитрам, что ходил за территорию коттеджа, наплевав на все запреты. Не рассказал про обмен телами, про темные ритуалы.

Заклинание было произнесено в стенах дома — и этого хватило для полноценного наказания.

Конечно, арбитры заинтересовались, почему врач беспрепятственно вошел внутрь поместья, а его выход никак не был зафиксирован. Да и случилось всё так своевременно:

вот входит док, а уже через несколько минут Платон крушит гостиную разрушительной магией, уничтожая свою орочью сущность. Выглядело подозрительно. Но наученный Александр Анатольевич упрямо заявлял, что ушел за секунду до магического выброса и находился за пределами особняка. Он первым вышел к арбитрам, согласился оказать им содействие по всем вопросам.

Оснований не верить ему не было, да и проступок Платона сам по себе тянул на срок в «Теневерсе», так что от доктора все быстро отстали. Прямых доказательств его причастности не имелось. Так что собственную шкуру Александр Анатольевич спас.

Так вот. Платона осудили за тёмную магию при нахождении под домашним арестом, поэтому о моем существовании никто из братьев не должен был догадываться.

Но они знали… и приглашали в гости.

— Он вкратце рассказал мне о тебе, — осторожно сказал Дитрих, когда мы ехали на его машине в дом к Агате Эдуардовне. — Попросил тебя беречь, назвал… своей невестой. Это так?

Моё сердце едва не рухнуло к пяткам.

Невеста…

Мы не общались с того самого дня, когда всё случилось. Да и кто бы нам разрешил? «Теневерс» — это не санаторий, туда не войдешь со словами: «Тут сидит один мой орк, пропустите, пожалуйста». Всю информацию по делу Платона я узнавала от Виктора, а тот — от Виталика, который дружил с Адронами.

Я знала, что домашний арест сменили годовым заточением в «Теневерсе». Я знала, что это действительно страшное наказание, некоторые теряют там рассудок и за меньший срок. Но также я знала, что Платон всё выдержит.

Он вернется.

И, если я буду ему нужна, то мы получим второй шанс на отношения. Попробуем начать сначала. Без страха быть обнаруженными, без вечной опасности за спиной.

Я ждала его. Каждый день. Каждый час.

Но даже не подозревала, что Платон мог рассказать обо мне кому-то…

— Это так, — ответила я, густо покраснев.

Иномарка гнала по трассе. Я не верила, что вот-вот встречусь с семьей Платона.

А если я им не понравлюсь?..

— Не представляю, где вы успели познакомиться, если он безвылазно торчал дома. По переписке, что ли? — Мне показалось, что в шутке Дитриха есть намек на то, как отвечать о нашем знакомстве другим людям (да и нелюдям тоже).

— Да, практически…

— У меня есть сведения, что ты работаешь на одного небезызвестного беса.

Дитрих не спрашивал, а утверждал. Он вроде сказал это простым тоном, без угрозы или упрека — но я почувствовала легкое неодобрение. Ну да, работа с Виктором плотно соседствовала с криминалом. Впрочем, моя совесть была чиста. Я просто варила зелья, а уж для каких целей их используют — мне никто не говорил. Да и запретных составов среди заказов не было. Пока не было.

— Ты прав, Виктор Ковтун — мой начальник.

Я кивнула, давая понять, что не испытываю стыда или страха.

— Надеюсь, никакой нелегальщины? Не хочется, чтобы невеста Платона и сама угодила за решетку.

— Клянусь, я не делаю ничего

запрещенного. Всё в рамках закона.

— Это хорошо, — он не улыбнулся, но челюсти уже не были так сведены, как прежде. — Со своей стороны я обещаю не рассказывать никому в семье о твоей работе. Они могут узнать сами, по понятным причинам. Вероятно, Златон уже в курсе. Но сам я никому ничего не скажу и повода для обсуждения не подам. В конце концов, мне плевать, на кого ты работаешь. Платон тебе доверяет — это главное.

— Спасибо.

— Я рад, что у Платона появилась девушка… хм… Возможно, прозвучит странно, но мне в последнее время начало казаться, что он оградил себя от любых эмоций и сознательно не допускает близости ни с кем, даже с нами. Ты — доказательство тому, что это не так. Я рад ошибаться.

Кажется, начало общению положено.

Хозяйка застолья оказалась женщиной величественной и очень красивой. Как с той фотографии, что стояла в спальне родителей Платона — только старше, мудрее. Выдержаннее, как хорошее вино. Рыжие волосы её были убраны в затейливую прическу. Кожа отдавала легким зеленоватым оттенком. Одетая в роскошное, совсем не домашнее атласное платье в пол, она чуть склонила голову в приветственном кивке, когда я объявилась на пороге квартиры.

— Мари? — спросила опасливо и тотчас оттаяла. — Наслышана о тебе. Жаль, не от Платона, конечно. Но Дитрих сказал, что ты очень дорога моему сыну.

— Я о вас тоже много слышала!

Чуть не ляпнула про безумно вкусное печенье с кунжутом (и пусть Платон его терпеть не может). Но это выглядело бы подозрительно, поэтому я ограничилась тем, что сын часто упоминал маму в разговоре.

Это её явно порадовало. Агата Эдуардовна тепло улыбнулась и аккуратно приобняла меня за плечи.

Все остальные ждали нас за столом. Наверное, Дитрих хотел убедиться, что я не представляю опасности — поэтому поехал один. Ну, с личным водителем, парнем неразговорчивым, хоть и приятным чисто по энергетике. Отторжения или страха он у меня не вызывал.

За накрытым столом было не разглядеть сидящих. Вот где был пир на весь мир, так в квартире Агаты Эдуардовны! Тарелки такого объема и размера, что можно накормить целый район. Мы должны съесть это всемером?

Кстати, водителя тоже пригласили к столу, из чего я сделала вывод, что этот Алексей — не последнее существо для семьи Адронов.

Но даже с учетом его — застолье обещало растянуться на неделю.

Поначалу семейство держалось сдержанно. Диана, которую весь вечер приобнимал Златон, поглядывала на меня с откровенной опаской. Я не понимала: то ли она сама по себе такая закрытая и строгая, то ли я ей очень уж не нравлюсь. Её муж хоть и шутил и улыбался, но тоже особо не пытался наладить со мной контакт. Держался в стороне. Он вообще, стоило зайти разговору о Платоне, как-то резко морщился и вздыхал, утыкался в тарелку.

А вот Таисия почти сразу подсела ко мне, давая понять, что настроена дружелюбно. Она много говорила, смеялась. Я не стала выпытывать, на каком Тая месяце, но живот её казался огромным. Наверное, ещё и потому, что сама по себе она была хрупкая тонкокостная девушка. Безразмерное платье смотрелось на ней совершенно гигантским.

— Нелегко носить в себе орка, — призналась Тая, поедая четвертую индюшачью ножку. — Мне иногда кажется, что всё, чем я занимаюсь — это безостановочно ем, только почему-то не толстею.