Одинокое счастье
Шрифт:
– Не бойся. Во-вторых, я записалась в отряд космонавтов для полёта на Луну, и меня туда точно возьмут.
– И откуда взялась такая уверенность?
– У меня есть покровитель – известный космонавт Мухина
Татьяна Петровна… Удручает только, что я толком о Луне ничего не знаю, но, думаю, что это дело поправимое…
Дед присвистнул.
– Ого! О твоём протеже мне многое известно. Татьяна Петровна Мухина – достойная женщина, а что у тебя в-третьих?
– А в-третьих, я рассталась с Игорем… Я его застукала с какой-то девкой в нашей спальне. Буянить не стала, хотя хотелось этого… Ушла тихо, по-английски…
– По-английски – это правильно! Девушки, не умеющие совладать с собой, рано или поздно превращаются в неврастеничек. Нечего зазря себя рвать. Люди разные бывают: кому-то поп хорош, кому-то попадья в самый раз, а кому-то поповская дочка только-только… – сыронизировал дед.
– Наверное, я для него была как поповская дочка, поэтому он мной и не дорожил – с горечью в голосе сказала Елена. – Что касается того, что я буянить не стала. Я ведь родилась в год кролика, а родившиеся в этот год менее болезненно реагируют на проявление несправедливости и предпочитают в случае чего ретироваться. Вот так я и поступила…
– Не расстраивайся, внучка, это хорошо, что так случилось…
– Дед, ты сейчас серьёзно говоришь? Мне что, не стоит обращать внимания на то, что Игорь оказался «гулякой», и продолжать его любить? Меня повсюду преследует ненавистный запах её духов «L'amour», я их узнаю за сотню метров. Теперь я знаю, какие ощущения испытывает абсолютно раздавленный человек. Игорь меня унизил…
Изображение деда Семена осуждающе качнуло головой.
– Унижая других, выше не станешь. Об этом твой бывший избранник, видимо, забыл, а скорее всего, не знал. А что касается его измены, то скажу тебе, внучка, если ты его душой не зацепила, то телом не удержишь. Правильно сделала, что ушла от него. Я вот что тебе, внучка, скажу насчёт любви. Полюбить можно и ночной горшок.
Елена рассмеялась.
– Какая-то странная у тебя аналогия, дед…
– Может, она и странная, но верная. В случае, если ты полюбила этот предмет, то ты для себя должна будешь признаться, что любишь его и ничего не ждёшь примечательного от него, просто используешь его с удовольствием по прямому назначению – справляешь нужду. Твой Игорь оказался ночным горшком, если тебе не нравиться это слово, то можешь заменить его ночной вазой или урильником – это сейчас не имеет никакого значения. Важно то, что твоя странная связь с этой ночной посудой разорвалась.
– А можно полюбить «яйца Фаберже», – продолжил дед, – и наслаждаться этим чувством всю свою жизнь, вызывая откровенную зависть у тех, кто влюблены в свои ночные горшки. – Тем ведь в жизни нелегко, они суют каждый день голову в ночной горшок и с пристрастием допрашивают его, когда он станет таким же ценным, как «яйца Фаберже», и засверкает всеми цветами радуги…
Елена улыбнулась.
– «Яйца Фаберже», несомненно, лучше…
Дед глубоко вздохнул.
– Так что, внучка, это хорошо, что тебе стало известно, что твой Игорь ходок. Если это случилось бы в замужестве, то погоревать тебе, внучка, пришлось бы гораздо больше. А так судьба благоволила к тебе и показала, что ставка на него – это ставка на ночной горшок, и он никогда не засверкает для тебя всеми цветами радуги.
Елена вымученно улыбнулась.
– И вообще, внучка, люди во все века живут от одной любви до другой… Помню с малых времён слова песни, которую напевала моя прабабушка:
Речка катится, струится —
Те же песни, тех же струй.
Никогда не повторится.
Самый первый поцелуй…
Слушая деда, Елена лишь улыбалась. Она верила ему, ибо он всегда говорил о том, что хорошо знал.
– Жаль только, что ты фамилию сменила, – продолжил дед, – мне старая была больше по душе, а эта иностранщиной отдаёт, но ничего привыкну и к ней…
Я тебе, внучка, вот что скажу. В любви каждый обижается по-своему, так как нет двух одинаковых людей – кто-то расстаётся с некогда близким ему человеком, презрительно скривив губы, кто-то разражается площадной бранью и кидается с кулаками, а кто-то уходит молча…
А кто-то, уж совсем экзотический вариант, – меняет свою фамилию и покидает родную планету, обрекая себя на одиночество… Он, наверное, полагает, что у него ещё много времени – это самое большое заблуждение.
– Дед, поверь мне, мне так будет лучше. Я не хочу видеть Игоря, слышать, знать о том, что он делает, кого любит, я его ненавижу…
– Любовь другого человека – это не твоя задача, которую нужно тебе решить. Она или есть, или нет. Ты лишь можешь позволить ей быть или не быть в твоей жизни. Что касается ненависти, то это продукт из того же теста, дарованного Всевышним, что и любовь. Человека невозможно лишить любви, не дав ей замену. А где ты найдёшь ей замену на Луне?
– Ну там же есть лунатики? – хихикнула Елена, – задружу с каким-нибудь, который посимпатичней…
– Нет там никаких лунатиков, – криво ухмыльнулся дед, – только колонисты с перестроенными тканями тела и загашенными чувствами…
– Тогда и проблем нет, буду как они, – любить только Родину, – задорно рассмеялась Елена.
– Ну ты, внучка, даёшь, я в шоке! Луна ведь, как ни крути, является для человека планетой высочайшей опасности, а не достопримечательностью для перенасыщенных туристов, а ещё хуже обиженных судьбой сентиментальных девушек. Что за соображения вошли в твою прелестную головку?
Елена не стала объяснять деду, что это за соображения, ибо они в полной мере соответствовали образу сентиментальной, плаксивой дуры. К тому же она ещё сама не разобралась в своих душевных метаниях, да и волновать его не совсем здоровое сердце не следовало.
– Дед, давай отставим в сторону плаксивую лирику, связанную с Игорем. Я уже перешагнула через это… Лучше подумаем о том, какие могут открыться в моей жизни перспективы, после того как я побываю на Луне. Я сделаю научную карьеру, получу общественное признание и, наконец, заработаю космобоны, которые позволят мне и моему деду безбедно жить. Тебе мы купим большой джип, дом-дачу на колёсах и будем с тобой бороздить заповедные уголки нашей страны, пока хватит сил. Не будет их – наймём водителя… Мечты должны сбываться…