Одиссея мичмана Д...
Шрифт:
В 1923 году помощник начальника курса Военно-морского училища имени Фрунзе военмор Вальдман сдал дела и обязанности, получил свидетельство о демобилизации и без малого на двадцать лет ушел в вольные художники. Быть скульптором в городе Фальконе и Мартоса, Шубина и Микешина ответственно и непросто даже с академическим дипломом. Дерзкого же самоучку руководители пролеткультовского ЛОСХа1 приняли в штыки: «У нас и без бывших офицеров ряды полны».
Разгар нэпа, угар нэпа… Безработная жена-красавица варила на керосинке суп «карие глазки» из вобльих голов; надрывался младенец Кирюша; никому не нужный ваятель искал работу… Акрополь, Парфенон, королева эллинов, орудия «Олега»,
Вальдман, однако, не унывал. В двадцать семь лет не подобает опускать руки, тем более бывшему моряку… Николай брался за все: писал рекламные щиты и киноафиши, лозунги и объявления. Подря дился реставрировать ростральную колонну на Стрелке. Делал керамических собачек, и не на потребу базарным вкусам, а по всем канонам малой пластики, с тщанием художника-анималиста. Собаки пользовались спросом.
«Щенок сенбернара» и сейчас еще стоит на этажерке у сына. Даже сегодня самый строгий худсовет пустил бы его в серию…
Вальдман пробовал себя в разных жанрах.
И вот первый успех! Всесоюзный конкурс на лучший памятник Ленину у Финляндского вокзала: эскиз самодеятельного скульптора Вальдмана получил 4-ю премию.
Белая ночь рябила в Неве и каналах. Фонари отдыхали, окунутые в светлые, нежные сумерки.
Я забрел в Михайловский сад. Здесь в густой, нетоптаной траве отыскал то, о чем мне говорил Кирилл Николаевич: едва заметные камни фундамента снесенного памятника. То был след единственной скульптуры Николая Вальдмана, выставленной под ленинградским небом. Довоенные жители помнят ее: Ленин, сидящий в окружении детей. Композиция «Счастливое детство» была выполнена из низко сортного бетона, растрескалась, быстро обветшала, и городские власти ее убрали. Однако эта работа успела снискать себе довольно широкую известность. Детские журналы и пионерские газеты охотно по мещали на своих страницах снимки скульптурной группы.
В 1937 году вышла в свет почтовая марка с изображением «Счастливого детства». То была, как потом оказалось, первая со ветская почтовая миниатюра, запечатлевшая скульптуру Ленина. Однако в филателистическом каталоге против фамилии ваятеля стоит прочерк. Автор не назван. Дело в том, что к тому времени, когда составлялся каталог, Николай Вальдман вместе с семьей был выслан из Ленинграда в Саратов как социально вредный элемент, то есть бывший офицер царского флота. Снова пришлось браться за любую работу. По эскизам «вредного элемента» на одной из городских площадей была сооружена лепная Доска почета колхозни ков. Возможно, она и сейчас стоит там.
Из Саратова Вальдман написал письмо Наркому обороны Воро шилову и вскоре получил разрешение вернуться в родной город.
Перед самой войной непризнанный ЛОСХом художник получил от Центрального военно-морского музея заказ на создание крупной скульптурной композиции «Моряки в гражданской войне». Николай Фридрихович с жаром принялся за работу. Уж ему-то эта тема была знакома не понаслышке… В музее – тесен мир! – Вальдман подружился с ученым секретарем – Ларионовым. Спустя год, когда канонерская лодка «Амгунь» (командир капитан-лейтенант Вальдман) вмерзнет в невский лед блокадной зимы, старый цу симский штурман, тающий от голода, придет на борт корабля вместе с сыном Андреем, и бывший скульптор подкормит их чем сможет. Ларионов так и не увидел главное произведение Вальдмана. «Моряки в гражданской войне» украсили центральный зал музея лишь в 1947 году.
Но вот что примечательно – уж такова вязь морских судеб – спустя лет сорок сын Ларионова, Андрей Леонидович, тот самый, что мальчишкой ходил на «Амгунь», возьмет к себе в корабельный фонд музея внука Вальдмана – Николая, унаследовавшего от деда любовь к флоту и к искусству.
В июне сорок первого Вальдман вернулся к своей первой про фессии – военного моряка. С капитан-лейтенантскими нашивками на рукаве он прибыл в Таллинн и принял командование канонерской лодкой «Амгунь», которая еще стояла на стапеле. Его ладони с мозолями от резца вновь ощутили холодок стали рукоятей машинного телеграфа.
Кирилл Николаевич рассказывал:
– Канлодка «Амгунь» одной из последних покинула Таллинн, имея на борту штаб стрелковой дивизии. Трагические обстоятельства перехода флота в Кронштадт известны. Нарушив ордер следования в кильватерной колонне, канлодка пристала к берегу где-то в Ленинградской области, штаб дивизии без потерь прибыл в Ленин град и ходатайствовал о присвоении отцу звания Героя Советского Союза. Одновременно дело о нарушении приказа не выходить из ордера поступило в военный трибунал… Отца спасло вмешательство командования дивизиона канлодок. Он был награжден орденом Красной Звезды. Канлодки выходили в море, когда крупные корабли стояли у причалов… Вот выдержка из письма отца, датированного 2 октября 1941 года:
«После первых же удачных действий против фашистов они сильно невзлюбили наш корабль, и были случаи, когда самолеты и батареи специально выбирали его своей мишенью. «Ну, опять все только на нас!» – было обычной фразой на корабле. Били мы по берегам много и получали хорошие оценки, зато и испытали много. Мы видели, как ястребок отогнал от нас пикирующие бомбардировщики. Видели, как ястребок, преследуемый 4 «хейнкелями», бросился под защиту огня двух канлодок, прошел под самым нашим носом над водой и ушел. А один из «хейнкелей» был сбит и ушел на дно… Был день, тяжелый день… 27 раз пикировали на мой корабль бомбардировщики, по одному, по два и, наконец, сразу пять… От двух я отвернул, от трех не успел и получил пробоину. Корабль накренился, но переборки выдержали, и мы остались на плаву. Знаешь, Кириллок, за два часа до получения пробоины кончились все снаряды зенитных пушек! Два часа мы отбивались от пикирующих бомбардировщиков только винтовками и автоматами! В машине были порваны трубы. Их замотали шинелями, и мы пошли своим ходом.
Дыры заделали (было две больших), и мы опять посылаем наши снаряды во врага, уже выпустили больше тысячи из главного калибра».
В фундаментальной «Боевой летописи Военно-Морского Флота» упомянуто имя командира «Амгуни», но с искажением – Вильдман. Канонерская лодка под его командованием отличилась при высадке десанта под Стрельной в октябре сорок второго. Еще раньше – в июле-августе – «Амгунь» участвовала в героической обороне Таллинна, а затем совершила беспримерный по опасности переход в Кронштадт в боевом охранении третьего конвоя.
Корабль пережил своего вахтенного начальника на два года.
«13 марта 1949 года, – писал мне в письме Кирилл Николаевич, – отец спешил на дежурство. Надо было успеть на катер, отходящий из Ораниенбаума в Кронштадт, но путь, как назло, преградил остано вившийся товарный поезд. Отец решил пролезть под вагоном, но тут состав тронулся и чем-то зацепил его за хлястик шинели. Шинель была новая, сшитая на заказ, и хлястик держал намертво…
Отец всегда говорил: «Лучше умереть от пули навылет или кирпича, упавшего на голову, но только не от болезней».