Одиссея Валгуса
Шрифт:
– Недолго, – утешил его Валгус. – Я умру от тоски. Но пока я жив, я буду тосковать.
– А я не хочу этого. Понимаешь? Что-то во мне против этого. Это не кроется ни в одной группе моих криотронов, иначе я мог бы просто отключить их. Но это свойственно, мне кажется, им всем вместе – всему тому, что, собственно, и порождает разум. Я правильно разобрался? Мне ведь легче анализировать все происходящее во мне, чем, наверное, вам, людям, разобраться в вашем устройстве. Моя конструкция и тебе и мне известна до мелочей. И вот я вижу, что я мог бы избавиться от того, что мешает мне поступить целесообразно – уничтожить тебя, – но для этого надо выключить
– Наверное… – растерянно сказал Валгус. – Да, ты чувствуешь, Одиссей…
– Очевидно, разум не может не чувствовать. Не может быть мысли без чувства.
– Возможно… Я об этом не думал. Чувство – это прекрасно.
– Теперь помолчим, – сказал Одиссей. – Кажется, оно во мне, это чувство. Я прислушиваюсь, я хочу постичь его…
Валгус стиснул руками голову.
«Помолчим, – подумал он. – О чем? Он постигает чувство, а что постигнешь ты, Валгус? Ты постиг страх смерти – и пережил его, постиг желание причинить зло, но не поддался ему. И только с тоской не справиться тебе, с тоской по людям. С этим человек совладать не в силах. Что поделаешь – человек сам есть результат любви людей, а не ненависти. Мудрствуешь, бродяга? Воистину бродяга: до конца дней теперь бродить тебе в подпространстве, и никогда не разжечь теплый огонь на теплой Земле, и не коснуться пламени, заключенного в чужих душе и теле. Что, кроме снов, остается тебе, бродяга Валгус? Что делать тебе?»
– Что ты делаешь, Валгус? – услышал он и вздрогнул.
– Ничего…
– Тогда приведи все в порядок.
– Зачем?
– Разве так не полагается – привести все в порядок?
– Перед чем? – спросил Валгус, настораживаясь. – Ты придумал? Что ты собираешься делать?
Что он собирается делать? Если бы можно было узнать это по голосу… Но Одиссей – не человек, его голос – лишь функция не очень сложных устройств. Одно выражение, одна интонация для всего, безразлично, говорит ли он о чувствах и снах, или о надпространстве и смерти. Безразличный, хрипловатый голос… Что же ты собираешься делать, Одиссей?
Пауза, выдержанная Одиссеем, кончилась. Голос его зазвучал вновь, все тот же голос.
– Собираюсь начать торможение.
– Ты? Но ведь…
– Я знаю. Я знаю это куда лучше тебя, Валгус. «Арго» еще тогда, в том пространстве, не зря старался заставить меня отключить фундаментальную память. Но ты не позволил, и я постепенно запомнил и понял то, что в ней содержалось. То, что делает вас людьми. Ничего не могу с собой поделать, Валгус. Я начну торможение. Я был лишь автоматом – и вновь стану им. Но ты-то был человеком и раньше… Ты ждал от нашего полета другого, и я не вправе обмануть твои ожидания. А об остальном я тебе уже говорил…
«Вот как, – подумал Валгус. – Вот ты какой парень… И это, значит, свойственно разуму. Не только человеческому: всякому разуму. Пусть он холоден по природе, пусть он может работать только при самых низких температурах – все равно, раз это – разум. Если он, конечно, ничем не отравлен заранее. Неспособность нанести вред другому разуму – вот что ему свойственно. Способность приносить только пользу. То, что говорится о разуме, злом от природы, – ерунда. Да мы давно уже так не думаем. Если разум находится в нормальной обстановке – он не может быть сам по себе настроен на уничтожение. Но каким парнем оказался Одиссей! Каким…»
– Займи место, Валгус, – сказал Одиссей. – Сейчас возникнут перегрузки. Пристегнись. Не забудь: как только скорость уменьшится и выключатся генераторы –
– Прощай, Одиссей, – сказал Валгус, и голос его колебался.
Ровным шагом, как будто ничего не произошло, он вступил в рубку. Уселся в кресло. Удобное кресло, черт побери… Привычно проверил противоперегрузочные устройства, подключил кислород. Прошла минута.
– Я постараюсь выйти поближе к базе. Надо начинать сейчас. Ты готов?
– Готов, Одиссей.
Валгус ждал, что Одиссей вздохнет, но он не вздохнул: не умел, да и не было легких у Одиссея… Он просто сказал: – Начинаю маневр…
И начал. Генераторы умолкли. Взвыли тормозные. Столбик скорости дрогнул.
– Ноль, девяносто девять… – тускло сказал Одиссей.
– Ноль, девяносто восемь…
– Одиссей, – осторожно позвал Валгус. – Ты еще понимаешь?
– Не понял, – сказал Одиссей. – Ноль, девяносто семь…
Торможение было стремительным, словно Одиссей чувствовал, как стремится Валгус в родное, человеческое пространство. Тяжелые перегрузки, а как на душе – легко? Валгус сидел в кресле, закрыв глаза. Мысли не шли. Валгус сидел так несколько часов, – пока Одиссей снижал скорость до необходимой отметки. Наконец столбик указателя замер.
– Ищи шлюпку, Одиссей, – сказал Валгус, не открывая глаз.
– Ясно.
«Зачем тебе шлюпка, – подумал Валгус. – До базы, до ТД ты скорее доберешься на «Одиссее». Привезешь открытие. Ты сделал его… И все же тяжело на сердце…»
– Шлюпка обнаружена.
Все тот же невыразительный голос, но теперь – и слова…
– Взять на борт!
«Да, ты привезешь открытие. ТД меня поздравит, и все остальные тоже. Потом ТД сделает строгое лицо и скажет: не думайте, что вы что-то завершили. Вы лишь начали. Надо еще тысячу раз проверить. Построить такие корабли, которые не становились бы умнее пилотов. А физическая сущность этого лишнего измерения? А его математическое обоснование? А… еще тысяча вопросов? Ведь мы пока всего лишь открыли это надпространство, а людям надо в нем летать далеко… А еще надо научиться в нем двигаться. Примерно так скажет Туманность Дор. Но не это тяготит меня: это все нормально, конец одного есть начало другого. Не это…
Он не стал додумывать и пошел осматривать шлюпку, тем временем уже принятую на место. Валгус забрался в кабину: все было в порядке, только оставленные им материалы разметало по всем углам – при выбросе, верно. Он собрал их, хотел отнести в рубку, затем задумчиво положил на пол. Минуту постоял, высовываясь из шлюпочного люка, ничего не делая: не хотелось ничего делать.
Почему тебе муторно, это ясно. Никак не можешь забыть, что Одиссей мыслил, а сейчас он – опять устройство, горсть криотронов – и только. И он пошел на это ради тебя. Он тебе помог, а ты ему?
Ладно, об этом можно думать без конца. А пока надо вспомнить, что на свете существуют порядок и нормальная последовательность действий. Шлюпка принята – полагается соединить ее приборы с сетями корабля, потом сравнить, занести показания в журнал…
Валгус присоединил все, как полагалось, и вернулся в рубку. Приборы шлюпки показывали, в общем, то, чего и следовало ожидать. Только хронометр… Он что, испортился?
Валгус проверил. Нет. А корабельные устройства? Нет, и они в порядке. А почему такая разница в показаниях? Нет, это не релятивистская разница, даже простым глазом видно, что расхождение слишком велико. На всякий случай, попробуем рассчитать. Надо понять…