Одиссея "Варяга"
Шрифт:
Через два месяца Японии был направлен ответный проект, предусматривавший, с оговорками, признание Россией преобладающих интересов Японии в Корее, в обмен на признание Японией Маньчжурии лежащей вне сферы её интересов. Положение об исключении Маньчжурии из зоны её интересов японское правительство категорически не устраивало. Дальнейшие переговоры существенных изменений в позиции сторон не внесли, хотя Николай II постепенно шел на очень значительные уступки по Корее, и на частичные уступки по Маньчжурии.
Однако ввиду победы в Японии "партии войны", он не мог пойти на вывод войск из Маньчжурии, поскольку
Наконец, как я уже отметил, 13 января 1904 года Япония ультимативно потребовала безоговорочного признания Россией всех японских требований. 16 января американский посланник в Петербурге телеграфировал в Вашингтон, что "РУССКИЕ УСТУПАЮТ ЯПОНИИ ВО ВСЕМ"! 20 января ответ России был утвержден царем и 21-го отправлен телеграфом непосредственно в Токио и в Порт-Артур. 22 января японский посланник в Петербурге был поставлен в известность об этом ответе официально.
Итогом полученного в Токио русского согласия на предъявленные требования, стало решение о немедленном начале войны против России, принятое на совместном заседании членов тайного совета и всех министров Японии 22 января 1904 года. И в тот же день, упреждая опубликование русского ответа, Комура, министр иностранных дел Японии, предписал: "прекратить бессодержательные переговоры..." и прервать дипломатические сношения с царским правительством. В ночь на 23 января было отдано распоряжение о высадке в Корее и об атаке русской эскадры в Порт-Артуре без объявления войны. Что и было сделано флотом и армией 26-27 января. Война была объявлена на сутки позже.
Когда японцы напали на наш флот, Ламсдорф, прочитав телеграмму Алексеева об атаке японских миноносцев на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура, в сердцах бросил одну единственную фразу, ставшую крылатой: "Доигрались-таки!" Подавленный Витте в день объявления войны увиделся с Николаем II: "У царя выражение и осанка победоносная". Император всероссийский отреагировал на случившееся так: "Укус блохи"! Настроение в Зимнем приподнятое. Плеве радуется "маленькой и победоносной войне". Он счастлив, что "русский государь и ход истории двинули большое русское дело назло английским пройдохам и жидовскому капиталу". По всей стране происходят патриотические сходы и манифестации: добрый русский народ от души радуется, что пришел случай свести счеты с ненавистными ему макаками. Шапками закидаем..."
На следующий день за ворохом текущих дел и поспевших к вечеру новостей об очередном нападении японцев на Порт-Артур, Петрович так и не смог переговорить с Василием тет-а-тет, дабы обсудить прочитанное. Он задумал сделать это за завтраком, на следующее утро. Но планам этим сбыться было не суждено.
На рассвете 26-го февраля, когда владивостокское морское начальство во главе с Рудневым еще смаковало свежие новости из Артура, где отбили в ночь с 23-го на 24-е яростную
Балк, в принципе, угадал верно. Задержка была вызвана необходимостью собрать разосланные за "Варягом" броненосные крейсера в кучу, добавить к ним пару наиболее быстроходных броненосцев Того и забункероваться. Сейчас к Владику подошли не только броненосные крейсера "Идзумо", "Ивате", "Якумо", "Адзума", но и броненосцы - "Сикисима" со своим систершипом "Хацусе". Последняя парочка входила в число сильнейших броненосцев мира, и пока она была в море и сохраняла боеспособность, выход из порта крейсеров Владивостокского отряда был равноценен самоубийству. Сопровождали их бронепалубные крейсера "Касаги" и "Иосино".
Как и предполагалось, японцы, справедливо опасаясь русских минных полей, о координатах которых им было примерно известно, не рискнули войти в Амурский залив. Вместо этого они направились в Уссурийский и, пробираясь по недавно разбитому ледоколами и снарядами льду, любезно вышли прямо на недавно установленное минное поле. Огонь по гавани был открыт японцами с расстояния примерно пять с половиной миль. Руднев успел к этому моменту прибыть на командно-дальномерный пункт, развернутый на Орлиной сопке, с которого он планировал осуществлять общее руководство боем. Подождав для верности еще пяток минут, чтобы на минное поле втянулась вся японская кильватерная колонна, он приказал замкнуть цепь заграждения и открыть огонь.
Японцы кидали снаряды практически без корректировки. Нет, теоретически, оставшиеся в виду гавани легкие крейсера должны были давать информацию о местонахождении русских кораблей и падении снарядов, затем они там и болтались. Но на практике из этой затеи ничего не вышло - расстояние было слишком велеко, а ветер нес в сторону моря клочья сизого дыма от выстрелов русских пушек, еще больше ухудшая видимость.
Вскоре с "Иосино" с "Касаги" было уже ни черта не разобрать, к тому же мыс Чуркина закрывал обзор на внутреннюю часть бухты Золотой Рог, в которой и сосредоточились русские корабли. Подходить ближе, в Босфор Восточный - значило подставиться под береговые пушки, что этим слабо бронированным крейсерам было категорически противопоказано. Для закрепления подобной точки зрения артиллеристы береговых батарей острова Русский дали пару залпов в их сторону. Долететь снаряды не могли физически, но рощица шестидюймовых всплесков выросла примерно в полумиле от кораблей. Для командиров японских корректировщиков она послужила хорошим напоминанием о возможных последствиях опрометчивых шагов. Поэтому японские снаряды глушили рыбу в гавани, крушили портовые постройки и жилища обывателей на берегу, но от кораблей пока падали на солидном расстоянии.
Ответный русский огонь был организован не в пример лучше. Определив местоположение японской эскадры, лейтенант Нирод передал на корабли всего четыре цифры - номер квадрата, в котором та находилась. Артиллеристы на крейсерах сами определили дистанцию и курсовой угол. Конечно, такая стрельба не могла быть столь же эффективной, как по непосредственно наблюдаемой с корабля цели. Но первый же залп русских очень неприятно удивил Камимуру - снаряды легли вокруг его трех головных крейсеров, и их было много. Практически - накрытие!