Одна беременность на двоих
Шрифт:
— Чего смотреть на лошадей! На них надо кататься! — сказала я и вновь стала рассказывать, как ухаживала в приюте за отказными лошадьми, чтобы Аманда, не дай Бог, не заговорила о моей больной голове. Только сама чуть не разревелась, так жалко мне вдруг стало то ли животных из моих воспоминаний, то ли меня нынешнюю, сжавшуюся в спинку кресла от нестерпимой боли в животе.
Фермерский рынок раскинул свои палатки на парковке городского колледжа. Мы не стали ждать, когда кто-то уедет с хороших мест, и оставили машину далеко от рынка, потому что всё равно не собирались
— Этот мёд с диких трав. Им раньше индейцы лечили кашель!
Ну что ж, этих слов продавщицы оказалось достаточно, чтобы Аманда купила самую большую банку и не одну.
— Вообще здорово, что уже январь, а мы не заболели, — сказала Аманда, направляясь наконец к палатке с яйцами, которые должны были стать последними в нашем обходе рынка. Но напротив расположилась палатка с орхидеями, и Аманда судорожно принялась пересчитывать оставшуюся наличность в надежде отыскать лишнюю десятку для белого цветка.
— Возьми сначала яйца, потому что я не смогу взять ещё один пакет, — взмолилась я, показывая полные руки. — Потом как-нибудь возьмёшь под мышку горшок.
Аманда кивнула и направилась за яйцами. Перед нами в очередь выстроились человека три, и одна женщина обратилась к продавщице со словами:
— А где ваш муж? Впервые вижу вас с дочерью.
Прежде чем продавщица что-то ответила, я успела оценить поразительную схожесть матери и дочери. Если бы не разница в возрасте, их можно было принять за близнецов. Продавщица тем временем натянуто улыбнулась.
— Он в больнице, у него инсульт. Он будет в порядке, но по меньшей мере год вы его не увидите.
Мы наконец взяли свои две дюжины яиц и отошли от палатки.
— А орхидеи? — напомнила я Аманде, но она прошла мимо, даже не оглянувшись на палатку. Неужто несчастье женщины, которую мы видели от силы раза два, могло так её расстроить. Кто знает, так что я решила не спрашивать, да и разговаривать не хотелось — быстрее бы дойти до машины и скинуть эти невыносимо тяжёлые сумки в багажник. Хотя, быть может, тяжести способны решить мою проблему, раз беременным не рекомендуют ничего поднимать…
— Чёрт! — выругалась Аманда, пристёгиваясь ремнём безопасности. — Как же они похожи!
Ого, она отметила схожесть матери с дочерью, как и я.
— Я бы тоже хотела, чтобы ребёнок был моей копией. Но у меня этого не будет. У меня мальчик!
Она резко дёрнула машину назад и газанула по парковке. Правда, вскоре одумалась и сбавила скорость. Так вот, что её расстроило, а я-то подумала… Что ж, Аманда, как всегда, полностью погружена в собственные проблемы. Впрочем, мне сейчас тоже нет дела ни до чьего инсульта, мне бы со своей беременностью разобраться…
Аманда включила радио, слишком громко для новостной программы. Но я не стала возмущаться. Хорошо, что они обсуждали не политику, не загрязнение окружающей среды, не то, что наше общество не следит за сумасшедшими с оружием в руках. Говорили про оленей! Какая прелесть!
— Сейчас мы поставили вопрос перед администрацией города, — лился из динамиков голос гостя студии. — Как лучше избавиться от оленей. Другими словами — как лучше их убить.
Я замерла, а между тем вступил в беседу ведущий программы:
— Я вырос в деревне и помню, что олени пугались больших дорог, машин, людей… Эти же, получается, другие?
— Изменилось время, изменились олени, — вздохнул собеседник. — Они стоят посреди шумной дороги и не собираются уходить. Водители объезжают их и порой сталкиваются с другими машинами. И получается — олени убивают людей. Понимаете, у нас в Орегоне не просто много оленей. У нас их слишком много, хотя бы для нашего городка. И своим поведением они походят на енотов. Только тушу енота легко переехать, не причинив ни машине, ни себе никакого вреда. А олени — это совсем другая история. Сбив оленя, легко погибнуть самому.
— Вы сравнили оленя с енотами, — продолжил ведущий. — И вы правы, мы видим на дороге енота и ничего не чувствуем, а вот туша оленя на обочине сразу вызывает в нас воспоминания о Бэмби, так ведь?
— Вы правы, — вновь тяжело вздохнул собеседник. — И это неправильное отношение, с этим восприятием мы и боремся. Люди должны понять, что мы защищаем их, а не убиваем мать Бэмби. Мы же, не задумываясь, прихлопываем комара и травим крыс, потому что те нам мешают. А олени — это те же крысы, только большие. Надо просто осознать это, и тогда…
Но что было «тогда» я уже не услышала. Аманда с яростью шарахнула рукой на приёмнику и прошипела:
— Сам ты крыса!
Я решила промолчать, не стала говорить, что олень снёс половину капота машины моего брата. Он вовремя остановился, чтобы пропустить целое стадо, а потом появился запоздалый олень, который выскочил прямо под колеса. Аманда не поймёт, она сейчас ничего не понимает, если речь идёт о матери и ребёнке, даже в животном мире. Я прекрасно помнила врезавшийся мне в живот ремень, когда она тормозила перед белкой. Пусть лучше поедает фиги. Белые были большими и сочными, с яркими хрустящими семечками. Я легко проглотила парочку и почувствовала несказанное облегчение. Дома мы намыли овощей и принялись за уроки. Мой желудок к удивлению спокойно принимал свежую морковку, брокколи, стебли сельдерея. Интересно, съем ли я вечером жареные яйца?
Эссе и шрифты отвлекли от горестных мыслей о моём плачевном состоянии, но когда стало темнеть и Аманда зажгла свет, я поняла, что пора сообщить ей, что во вторник я не пойду на занятия. Я уже почти открыла рот, как она вдруг воззрилась на меня с неприкрытым удивлением, оторвавшись от экрана телефона.
— Веришь в случай? — спросила она, лукаво глядя мне в лицо.
Сердце моё сжалось. Последние дни я только и боялась, что Аманда догадается о моей беременности. Только не это. Дай мне, Господи, ещё два дня, чтобы разобраться со всем и начать жизнь с чистого листа.