Одна беременность на двоих
Шрифт:
— Любовь к Господу. Она, как и плотская любовь, согревает не только душу, но и тело.
Аманда скомкала влажный стакан и бросила в мусорный бак. Я же не допила обжигающий напиток и до половины, но всё равно выкинула стакан, чтобы последовать за ней сквозь стену великолепных римлян. На городской площади во всю шли танцы, которые устроили спутницы волхвов. Они пытались заманить зрителей в хоровод, но те, как всегда, стеснялись и спешили уйти к лавкам. Аманда, не сказав мне и слова, шагнула вперёд. Я не последовала за ней и теперь издалека следила, как она лихо виляет бёдрами. Мне сделалось страшно за малыша.
Глаза Аманды горели, словно древние факелы, хоть были высвечены обычными уличными фонарями. Казалось, что все, абсолютно все, смотрят на живот Аманды, хотя я понимала, что его всё ещё можно принять за новомодный фасон свитера. Наверное, на самом деле, в этой толпе никому не было дела до Аманды и её танца, который, к моему счастью, был прерван центурионом, возвестившим под звуки фанфар о начале переписи. Танцовщиц и зевак потеснили легионеры, чтобы дать дорогу Иосифу и восседавшей на осле Марии. В суматохе я потеряла из виду Аманду, но как ни пыталась подняться на цыпочки и взглянуть поверх голов, не смогла увидеть даже осла. Только горожанку с кувшином, стоящую на ступеньках фонтана.
— Вы с ума сошли! — обратилась та к Иосифу. — В городе нет ни одной свободной гостиницы.
В этот момент я прокляла всех пап и всех детей, которым приспичило залезть родителю на плечи.
— Если бы я была беременной, — говорила уже хозяйка гостиницы своему мужу, — ты тоже отправил бы меня в хлев?
Я видела актрису, потому что та вещала со ступеней второго этажа, и теперь пришло время проклясть неторопливость осла. Я осталась стоять на месте в надежде, что толпа не увлечёт Аманду к хлеву, и действительно увидела её у лотков подле пекаря, который раздавал ломтики халы. Руки Аманда, конечно же, держала на животе.
— Зачем ты ушла от меня?
Тревога или даже злость зазвучала в вопросе, игнорируя моё желание скрыть её. Аманда не подняла глаз, но я заметила, что она нервно моргает, и нижняя губа её медленно двигается вперёд-назад.
— Ты это чего так дышишь?
Она схватила мою руку и сунула себе под свитер. Даже через перчатки я почувствовала твёрдый, как камень, живот и вопросительно взглянула на неё. Сейчас Аманда скажет, надо ли мне пугаться. Хотя я испугалась заранее, потому что не отошла ещё от предыдущего страха за танец.
— Началось сразу после хоровода и не отпускает. То есть живот на секунду становится немного мягким, а потом опять. Брекстоны должны быть короткими и без боли, так врач сказал. Этим они и отличаются от настоящих схваток, а мне сейчас жутко больно, словно живот сжат тисками, будто ребёнка там сплющили.
— Давай я тебя в больницу отвезу, — выдала я раньше, чем дослушала фразу. — Вдруг…
— Вдруг что? — Аманда с силой оттолкнула мою руку. — У меня нет полных двадцати шести недель. Ты понимаешь, что это значит?
Голос её дрогнул, губы задрожали сильнее, глаза в миг увлажнились. Аманда только что оттолкнула меня, и я не была уверена, что сейчас разрешит себя обнять, но стоять вот так, напротив, не зная, куда деть трясущиеся руки, было просто наказанием.
— Аманда, — позвала я робко. — Может, всё это из-за танца?
— Из-за танца! — чуть ли не выкрикнула она. — Какое сейчас это имеет значение, когда…
Аманда сама привалилась ко мне, и моя рука инстинктивно легла ей на спину, а вторая почему-то вновь оказалась на животе, словно я могла остановить то, что началось или готово было начаться. Я еле сдерживала слёзы, понимая, что если заплачу, от меня не будет никакого толка. Хотя какой от меня прок! Нет, есть, я сяду за руль… Я читала, что малышей спасают и в двадцать четыре недели, а тут на две недели больше, и вообще врачи умеют останавливать роды… Всё это вспышками фейерверка проносилось в моей голове, но не обрисовывалось в слова, и я обнимала Аманду молча, кусая губы от беспомощности, в который раз вспоминая противные мысли, постоянно владевшие моим сознанием в августе и сентябре. Тогда я хотела, чтобы этот ребёнок не родился и не портил жизнь моей, наверное, единственной подруги.
— Он мягкий! — вдруг закричала мне в ухо Аманда, и я инстинктивно отпрянула от неё. — Он мягкий уже минуту, чувствуешь? И больше не болит. Совсем. Он даже шевелится там. Ты чувствуешь?
Я ничего не чувствовала. Рука с трудом дотягивалась до края куртки. Я шагнула к Аманде и чуть ли не впечатала в живот всю пятерню, начав ощупывать его, как мясник, со всех сторон. Он действительно был абсолютно мягким, как плюшка — самое идиотское, но упрямое сравнение, которое постоянно лезло мне в голову.
— Тише! Ты же ему больно делаешь!
Я отдёрнула руку и шмыгнула носом, не поняв, что это больше: моя аллергия на холод или же еле сдерживаемые слезы — сначала тревоги, а теперь радости.
— Знаешь, я хочу ещё немного постоять, чтобы убедиться, что больше не будет схваток.
— Мы тут замёрзнем, — сказала я, ощутив дрожь во всем теле, закутанном в тёплую куртку и шарф. — Пойдём к хлеву. Там в стороне обычно костёр жгут, погреемся. Или лучше пойдём в церковь, ты хоть посидишь там.
Аманда отрицательно мотнула головой.
— Не хочу пропускать сцену рождения Иисуса.
— Мы уже пропустили. Гляди, волхвы идут! Пошли в тепло, а потом вернёмся на третий круг. Тогда успеем сесть на соломенные топчанчики. Помнишь же, какая там толкучка у сцены.
Аманда согласилась. Фойе церкви украсили венками из ёлки и красными бантами. Аманда тут же удалилась в туалет, а когда вернулась и села на стул рядом со мной, скрестив на полу ноги, я заметила, что лицо её горит смущением, и она то и дело бросает в мою сторону взгляды, будто не может решиться сообщить что-то.
— Ты меня за дуру только не считай, — начала Аманда тихо, чтобы никто не услышал. — Но я чуть не описалась от страха, когда живот схватило. Я уже испугалась, что это воды отошли. Хорошо, что у меня прокладка ежедневная была, но всё равно трусы немного мокрые.
— Пошли домой, — сказала я сразу неестественно громко, но тут же перешла на шёпот. —Ещё цистит заработаешь, пошли. Мы сто раз видели сцену в хлеве. К тому же, на Ютюбе море видео выложено. А хочешь, купим их ДВД?
— Нет, трусы не совсем мокрые, и мне не холодно. Я подложила туалетной бумаги. Я хочу посмотреть сцену, мне надо… Я и с ребятами вчера не пошла, потому что мне кажется, что для меня это сейчас как бы приобщение к тайне материнства, которое они не поймут.