Одна и дети. Как вырастить детей и воспитать себя
Шрифт:
Резко стало неважно, что у него с ботинками и ушами. Нежность, забота и сила потому что всамделишные.
Гормоны счастья
Почему-то я обожаю развешивать постиранное белье на воздухе, лучше на солнце, еще лучше на морозе и солнце. Особенно рубашки и полотенца. Расправлять со всех сторон, вспоминать про «нить утка», вдоль которой можно тянуть ткань, и «нить основы», за которую не нужно. И потом вешать, ритмично прикрепляя деревянными прищепками к веревке. Думать, как грустно выглядит рубашка, когда висит руками вниз, и смеяться, что футболка с мумми-троллями жизнеутверждающе машет рукавчиками. Развешивание белья – прямо какой-то прачечный атавизм, как если бы у меня был хвост или волосы на груди. Но главное – помогает!
Отрывает
А что за чувство, когда первый раз развешиваешь сушиться пеленки и рубашки новорожденного сына! Это наилучшее из всех занятий, которыми я хотела заниматься, – оно будто утверждает тебя в новой роли. Мой ребенок родился, он тут живет, вот ворох его вещей! Эйфория-эйфория! Эти шапочки с кулачок, эти микроскопические носочки – раз, раз – по одной прищепке на каждый. А в комнате кряхтение из кроватки, а я стою босиком на деревянном полу веранды – и вот оно, то самое счастье материнства. Такое тоже.
Мне повезло – у меня не было послеродовой депрессии, несколько первых месяцев после рождения детей у меня никакой депрессии не было. Возникло море смыслов и перспектив, а депрессия – это отсутствие того и другого. То есть мне было нужно именно это – родить и растить. Материнство спасло меня от многого, во что уходят, спасаясь от маеты, в поисках смыслов. А у кого-то все наоборот, и этот-то кто-то не виноват, просто надо искать другой ресурс, как и мне, когда дети перевалят 5+.
Зачастую (в русскоязычной ментальности) с рождением ребенка рождается чувство вины. Ребенок появился, и женщина сразу понимает, что… где-то накосячила, и это всем видно. Атавизм коммунного сознания: «Если меня судят, если я недостаточно хороша в глазах других членов общины, то я не выживу, мне не дадут еды, со мной ничем не поделятся, меня не поддержат». Поэтому молодая мама изо всех сил «держит лицо». Когда ей хочется отдохнуть, она чувствует вину за то, что она отдыхает. А когда кто-то приходит помочь, ей кажется, это значит – она не справляется и ее осудят как «плохую» маму.
С чувством вины нелегко (но надо) справляться. Поэтому самое первое, что необходимо сделать маме, вернувшись домой с малышом, – наладить быт, режим, ритм. Рутина – это расписание, а расписание, где нагрузка чередуется с отдыхом, создает ощущение порядка, иллюзию контроля над хаосом. И очень здорово, когда в расписании мамы находится хотя бы пятнадцать минут на занятие, сочетающее приятное с полезным. Лучше вписать его в распорядок обязательным пунктом. (Если нет проблем с чувством вины, можно просто приятное.) Вот маме нравится развешивать белье, ее успокаивают простые движения – растянуть, прижать прищепкой, нравится, как белье полощется на ветру, как пахнет. Она интуитивно нащупала то, что будет держать в этом новом хаосе. Она и при деле, и на отдыхе. И нет ощущения, будто она урвала на себя время, принадлежащее ребенку.
Кому мать родна
Я вся из себя правильная мать была.
Как раз стало модно свободное пеленание. Чтоб руки новорожденного болтались в пространстве, а ноги чтоб «лягушечкой». Медсестра из поликлиники объяснила, что пеленали нас в СССРе туго, по рукам и ногам – и вон что получилось! От дисплазий до скованности мышления. Совков, мол, растили с пеленок! В прямом смысле!
И вот сыну годик, он у меня первый, начиталась литературы и всего придерживаюсь: утром каши, вечером кисломолочное. Обязательно овощи – цветная, брюссельская, кольраби – все на пару, а мясо измельчить. Конфет не давать, чай не подслащивать. Кокосовый матрасик, дневной сон, прогулка в любую погоду. Ботиночки чтоб ортопедические, маечки чтоб хлопковые. Раннее развитие, мелкая моторика, шнуровки, пирамидки, цвета и формы. Глен Доман, монтессори-шмонтессори и Моцарт, адаптированный колокольчиками.
Я думала, буду шагать в ногу со временем, растить свободную личность, гражданина мира. Свободное пеленание мозгов.
И тут мне надо делать большой юбилейный материал про старейшину Осташковского кожевенного завода (я заодно – редактор газеты «Осташковский рабочий», это было круто). Старейшине – восемьдесят пять, она уже, понятно, на пенсии. Дали мне ее адрес. Прихожу – дом пятиэтажный, но лестница деревянная, шаткая. И квартира на последнем. Внутри старушка со светлыми веселыми глазами. И сама светлая и веселая.
Дальше как полагается – обстановка – очень
Я, как идиотка, расспрашиваю про трудовой путь, и она мне рассказывает, как он начался. Как в сорок первом завод эвакуировали, как долго ехали по железной дороге через полстраны. Причем люди ехали чуть ли не на тех же платформах, что и станки. Станки же важнее! Они и сами так думали. А еще думали, как бы уже скорей добраться и там, на месте, производство наладить. И действительно – сначала под открытым небом станки свои поставили и запустили. Тут же! Стали выпускать кожи, выполнять и перевыполнять. И четко видно, что ей до сих пор это доставляет громадное удовлетворение.
Жили, говорит, мы, конечно, очень скромно, голодно, в бараках. Пол там был земляной, перегородок никаких – только занавесочки между кроватями. Но ничего, говорит, нас и дома-то никогда не было! Так – прибежим, чуть-чуть поспим и на работу.
Все это так радостно рассказывает. Я сижу под впечатлением. И тут между делом:
– Да! Я же еще там Сашку своего родила! В эвакуации-то.
И я такая – што?! И вспоминаю свою пароварку, пеленки, глаженные с двух сторон, развивающие игрушки. И представляю – земляной пол, холод-голод, занавески, завод, война… Сашка.
Тут как раз ее сын на обед приходит. Здоровенный такой. А потом внучка. Тоже взрослая, большая.
Ну и, конечно, под конец она без пафоса сказала, что прожила счастливую насыщенную жизнь. И ни о чем не жалеет. И никаких сомнений в искренности.
После чего я к брокколи как-то поостыла. И к раннему развитию тоже.
Не то, чтоб говорю, что это нормально – так жить, рожать в бараке в перерыве между сменами. Не то, чтоб считаю, что не надо стремиться к нормальным условиям и цивилизации: утром свежевыжатый сок, вечером опера. Но сильно заморачиваться, пытаться все-все делать правильно, – не имеет смысла.
У моих вон родных бабушки с дедушкой (военным) гардеробным шкафом многие годы был ящик из-под снарядов. «А что? Очень удобно. С ручками. Переезжать хорошо, и спать на нем можно».
Просто хотела, чтоб у меня и детей все было по-другому. В Москву вот приехала жить и работать. В оперу успела три раза сходить и один раз на балет. Сделала себе и детям загранпаспорта. Недавно ездила в свою первую заграничную поездку.
А нам тут снова про «потуже затянуть пояса». У нас тут опять – война, кризис, инфляция, надвигающаяся стужа и неизвестность. И новая волна отваливающих на ПМЖ.
Остающиеся чувствуют себя бодро. Привычно и гордо смиряются с лишениями. А я, чтоб утешиться, вспоминаю осташковского передовика.
Видать, нету нам ходу в цивилизацию. Нам сподручнее спать на ящике из-под снарядов и мыслить: «Ниче-ниче, и в войну люди жили». Мы к войне и баракам больше приспособлены. Пеленание виновато.
Родила бы сейчас – пеленала бы туго.
Прячу загранпаспорт. Иду к станку.
Я тоже с новорожденным сыном придерживалась правила свободного пеленания. (Точнее, там была полная свобода движений совсем без пеленания, потому что промышленность стала выпускать миниатюрные рубашечки и ползунки.) Пока однажды бабушка не запеленала младенца, и оказалось, что так он крепче спит. Я долго думала, что это классное правило – пеленать ради крепкого сна, – пока не появился второй сын. Он кряхтел, гневно хмурился, возмущенно ворочался и выгибался, пытаясь выбраться из пеленки. Успокаивался и засыпал только тогда, когда обе руки и обе ноги были освобождены от пеленочного ига.
Правила стремительно меняются. Воспитываешь ребенка по всем канонам, а потом – раз – и они уже другие. И в свете новых правил оказывается, что ты все делала не так. А значит, ошибалась, не тем авторитетам верила, не те идеи распространяла среди подруг – и это очень сложно принять и переварить, сложно не впасть в чувство вины.
Вторая трудность следования правилам в том, что они могут встать между родителем и реальным ребенком. Из стремления следовать правилу родитель может не заметить потребностей малыша. А нужно, чтобы потребности и комфорт реального ребенка были выше общих правил.
Правило кормить строго по расписанию может идти вразрез с потребностью голодного младенца. Он требует – а мама выжидает время. С другой стороны, правило кормить всегда по требованию может не подходить конкретному ребенку, у которого мозг любой дискомфорт обрабатывает как сигнал о голоде и уже есть проблема ожирения.
И да, расслабленная мама лучше невротичной. А стремление к идеальности – это форма невроза. Критерий «идеально» лучше заменить на критерий «необходимо и достаточно», потому что идеальной мамой стать практически невозможно, а вот «достаточно хорошей мамой» – вполне реально.