Одна из нас лишняя
Шрифт:
Мать Никиты являла собой образец современной женщины: умная, энергичная, волевая, целеустремленная. Был, правда, в ее поведении и суждениях, о которых мне доводилось слышать из уст Никиты, оттенок нравственного безразличия, но в ее внешности не было ничего претенциозного или вызывающего.
Выше среднего роста, стройная, подтянутая и моложавая, она носила эффектную короткую стрижку, изящные костюмы, минимум украшений и шикарные солнцезащитные очки. Успев уже побывать на юге, Людмила Григорьевна щеголяла ровным загаром, что очень шло к ее выкрашенным в «платину» волосам. Она
Юрий Анатольевич не отличался ни внешней привлекательностью, ни изысканностью в одежде. В его русоволосой голове теснились архитектурные проекты и расчеты, он вечно ходил с каким-то растерянно-отсутствующим видом, что было причиной плохо скрытого недовольства и насмешек со стороны его дражайшей половины.
Тон в семье задавала Людмила Григорьевна: она была и душой дома, и дамокловым мечом для кухарки и домработницы.
Жила семья Овчаренко в двухэтажном облицованном ракушечником особняке, что на улице Провиантской. Их дом был объектом пристального внимания со стороны всей округи. Хобби соседей Овчаренко заключалось в бесконечных подсчетах и прикидках на предмет того, во сколько им обошелся участок под дом, сам дом, две машины и, наконец, Никиткин мотоцикл.
Семейство спокойно игнорировало забавы, которыми тешили себя праздные умы соседей, продолжая благоденствовать и богатеть;
Все бы хорошо, если бы не начавшиеся угрозы в адрес Юрия Анатольевича и Людмилы Григорьевны. Запугивания пока носили профилактически-пропедевтический характер. Присущие семье Овчаренко здравый смысл, оптимизм и устремленность позволяли им скептически, почти недоверчиво смотреть на эти угрозы. Но когда сиплый бас в телефонной трубке пригрозил, что прежде всего не поздоровится Никите, Овчаренко сочли необходимым нанять для непоседливого сына телохранителя и обратились ко мне.
В подвальчике «Тотема» царила вожделенная прохлада. Кондиционер работал вовсю. Припарковав своего «крылатого» друга и приняв у меня шлем, Никита ловко сбежал по ступенькам. Я следовала за ним как тень, вернее не за ним, а параллельно с ним, касаясь его плечом.
Заказав несколько сандвичей и пиво, мы уселись в сторонке.
Надо заметить, я сменила имидж. Умение перевоплощаться — мой конек, скажу без ложной скромности. В моем гардеробе появился джинсовый жилет (очень удобная штука, под которой можно спрятать наплечную кобуру с пистолетом) со множеством карманов, где без труда размещаются прибамбасы бодигарда, всевозможные кожаные и замшевые аксессуары, цепочки, брелоки и всякая подобная мишура.
Мы договорились с Никитой, что я буду играть роль «его девушки». К чему лишние разговоры о телохранителях? В общем, к концу первой недели я чувствовала себя тайным агентом бодигардовского дела, упиваясь этой неожиданной метаморфозой.
Мы уже допивали пиво (безалкогольный «Хольстейн»), когда сквозь приоткрытую дверь «Тотема»
— Это Поручик, — невозмутимо прокомментировал Никита, запуская пятерню в золотой колтун волос. По его лицу продолжал струиться пот, несмотря на то, что мы уже полчаса наслаждались подземной прохладой этого причудливого заведения, которое содержал некий Шнайдер — мастер тату и боди-арта.
«Боди-арт — бодигард», — вертелось у меня в мозгу.
— У тебя здесь встреча с ним? — поинтересовалась я на правах «девушки».
— Мы в любом случае сегодня у Консы с ним встречаемся.
«Конса» на арго байкеров и прочей «интеллигенции» означает «консерватория». У ее священных собиновских стен берет свое начало ежевечерняя тусовка байкеров, которые, обменявшись самой срочной информацией, поцелуями и другими атрибутами пресловутого человеческого общения, сговариваются о маршруте предстоящей поездки по городу и его окрестностям.
«Тотем» был излюбленным местом отдыха местных поклонников мотоциклов. Поэтому не было причины удивляться, что на его пороге рано или поздно появлялся какой-нибудь взмыленный байкер.
— Кого я ви-ижу! — воскликнул входящий в кафе детина с проколотыми ухом и бровью.
Несмотря на палящий зной, на нем была «харлейка», надетая прямо на голое тело, и кожаные штаны в обтяжку. На шее болтались всевозможные цепи с массивными кулонами в форме черепов и бивней. Я не раз видела этого байкера, это и был тот знаменитый вождь, у которого Никита чуть не увел Веронику.
— Хай! — натянуто улыбнулся Никита, теребя вставленное в ухо серебряное колечко.
Криво ухмыльнувшись, парень плюхнулся на стул рядом с нашим столиком. Его голый с боков череп перерастал в гигантский черный гребень, начинавшийся надо лбом и шедший через темя к затылку.
— Хелло-о-оу, — с притворным жеманством протянул он, взглянув на меня узкими лукавыми глазами.
— Хай, — спокойно отозвалась я, мысленно посылая его к черту.
— Ты один? — удивленно произнес Никита.
— Лапоть с Сэмом на подходе, отлить пошли — у Шнайдера тут сортира нет, — Поручик загоготал.
— Кать, еще пива, три бутылки! — обратился Никита к симпатичной шатенке за стойкой.
— Да выключи ты эту дребедень! — грубо крикнул девушке Поручик.
По залу разливался нежный салонный панк «Дюран-Дюран».
— Ну, Морозов ты наш, ты что же, только три бутыли спонсировать сегодня можешь? — спросил он с вызовом.
— А ты что, — на его же манер ответил Поручику Никита, — цистерной не побрезгуешь?
— Не зарывайся, а то я не посмотрю, что ты с дамой, — Поручик с ехидной усмешкой вновь скосил на меня свои монгольские глаза.
— Слушай, Поручик, шел бы ты, отдыхал до вечера, — беззаботным тоном произнесла я, смерив его коротким презрительным взглядом, — или у тебя дел больше нет, как к мирным гражданам приставать?
— Где ты нашел эту старушку? — Поручик вопросительно посмотрел на Никиту, а потом снисходительно — на меня.
— Не твое дело, пиво бери.
Девушка в кокетливом белом переднике поверх джинсов принесла на подносе три открытые бутылки «Туборга».