Одна из нас лишняя
Шрифт:
Я удивлялась: как эта спокойная, милая, доброжелательная женщина уживается с матерью Никиты — командиром в юбке? Но, с другой стороны, может быть, как раз покладистость и сговорчивость Светланы Семеновны глушила вспышки гнева и раздражения Людмилы Григорьевны, которая все время куда-то спешила и вечно в последнюю минуту не могла найти какой-нибудь срочно понадобившейся вещи.
Терпеливая забота и психология «непротивления злу насилием» помогли Светлане Семеновне завоевать также уважение беспокойного отпрыска. Уважение это,
Несмотря на зачастую провокационно-непристойные выходки и грубость моего подопечного, она питала к нему почти материнскую нежность.
Едва появившись у Овчаренко, я сразу же установила с ней добрые, доверительные отношения.
— Пожалуйста, — Светлана Семеновна поставила на столик поднос с двумя высокими стаканами и прозрачный запотевший графин с апельсиновым соком. — Юрий Анатольевич уезжает, — сообщила она.
— Папа дома? — Никита наполнил оба стакана и один подал мне.
— Наверху, вещи собирает.
На втором этаже открылась и закрылась дверь, и по ступеням начал спускаться Юрий Анатольевич с темно-синим матерчатым чемоданом средних размеров. Подойдя к нам, Овчаренко поставил чемодан рядом и опустился в кресло напротив нас, предварительно поздоровавшись со мной и сыном.
— Как дела? Надеюсь, без происшествий?
— Почти, — ответил Никита, хитро посмотрев на меня, — если не считать троих инвалидов.
— Никита, объясни, — Юрий Анатольевич провел обеими пятернями по копне русых с сединой волос и рассеянно уставился на сына.
— Это Поручик с дружками, — Никита отпил полстакана сока, — решили меня прижать на трассе, но Женька их поставила на место, вернее, положила, — он звонко рассмеялся.
— Что за обращение, Никита! — Овчаренко сурово посмотрел на сына, потом перевел взгляд на меня. — Евгения Максимовна, вы думаете, это не серьезно?
— Думаю, это не те люди, которые вам угрожают.
Светлана Семеновна принесла еще один стакан и отправилась на кухню.
— Спасибо… Я должен уехать дня на три — отвезем с Борщовым болгарам деньги, оттуда заберем подписанный договор на строительство, дискеты с чертежами и — назад. Через неделю они уже начнут строительство, а к концу осени уже все будет завершено. Таких скоростей в Тарасове еще не знали!..
Глаза старшего Овчаренко горели неподдельным восторгом.
— И все это по моему проекту, — гордо добавил он.
— И много вы везете денег? — спросила я. — Вы простите мой профессиональный интерес.
— Здесь половина денег — за проектные работы и предоплата за строительство — всего триста девяносто тысяч долларов.
— Ого, — присвистнула я, — и вы едете без охраны?
— Ну какая там охрана, — пожал он плечами, —
— А почему бы вам не перечислить деньги через банк? — наивно поинтересовалась я.
— Ну что вы, — Овчаренко вытаращил на меня глаза, — этого делать категорически нельзя.
Тогда придется показывать всю сумму и большая часть денег уйдет на налоги.
— Дело ваше, но, мне кажется, вы очень рискуете. Хотите, я буду вас сопровождать? Хотя бы до аэропорта?
— Нет, нет, — он посмотрел на часы, — сейчас приедет Борщев, и мы отправимся. Не впервой. А вы лучше присматривайте за этим оболтусом.
— Как хотите, — теперь настала моя очередь пожимать плечами.
Вот люди, возят с собой почти четыреста тысяч баксов — и совершенно не заботятся об охране!
— Юрий Анатольевич, вас звонками больше не беспокоили?
— Последний раз звонили позавчера, сказали, что это последнее предупреждение. Если мы не Прекратим сотрудничать с болгарами, опять грозили похитить сына. Какие-то дурацкие шутки, ей-богу.
— Вот видите, — попыталась я образумить его, — а вы говорите, что никто ничего не знает.
— Нет, нет, — Овчаренко-старший снова провел руками по волосам, — деньги мне из рук в руки выдавал из сейфа президент корпорации, для которой мы ведем строительство, об этом никто не знает. А вот за Никитой вы уж присмотрите. Кстати, вот плата за следующую неделю, — он протянул мне конверт с деньгами.
— За Никиту не беспокойтесь, — ответила я, пряча конверт в один из многочисленных карманов жилетки, — если, конечно, он не будет выходить на улицу без меня.
— Никита, ты слышал, что говорит Евгения Максимовна? — Он постарался придать своему доброму лицу суровое выражение.
— Слышал, слышал, — вяло отозвался Никита, допивая апельсиновый сок, — привезешь мне что-нибудь?
В прихожей раздался настойчивый звонок.
— Ага, вот и Борщев, — Овчаренко поднялся, сделал несколько шагов к стене, куда был вмонтирован пульт и экран видеофона.
Даже не посмотрев на экран, он нажал кнопку открывания входной двери.
— Юрий Анатольевич, нельзя же так, вы бы хоть на экран взглянули, — я вскочила и спряталась за косяком двери, ведущей в гостиную, .нащупав правой рукой шершавую рукоятку «макарова».
Дверь отворилась, и вошел черноволосый мужчина среднего роста в светлом легком костюме и темно-кофейной рубашке. Его подвижное, покрытое легким загаром лицо, пожалуй, можно было назвать красивым: большие карие глаза, тонкий нос с горбинкой, четко очерченные губы, волевой подбородок.
От него веяло какой-то животной силой, каким-то хищным обаянием самца. Мне показалось, что все дело во взгляде — одновременно настойчивом и уклончивом, точно его обладатель что-то выслеживал или прикидывал в уме.