Одна из нас лишняя

Серова Марина Сергеевна

— Овчаренко Юрий Анатольевич, должен был прилететь вчера вечерним рейсом из Москвы, — скороговоркой выпалила я.

Блондинка со вздохом достала откуда-то снизу журнал в картонной обложке и положила его на стол перед собой.

— Вообще-то, этого не положено…

Она начала листать журнал, я напряженно вглядывалась в мелькающие страницы.

— Он был с приятелем, — пояснила я, — Борщовым Вячеславом Михайловичем.

— Может, и не улетал твой с приятелем-то, — предположила блондинка, — знаешь, как бывает, нам они говорят,

что в командировку, а сами налево.

Она как-то смешно присвистнула в конце фразы.

— Нет, — уверенно произнесла я, — мой не такой. Он любит меня.

— Да ладно тебе, — блондинка махнула рукой, — все они одинаковые. Ага, — ее пухлый палец застыл посреди страницы, — Овчаренко, говоришь?

— Да, — я утвердительно кивнула головой, — Юрий Анатольевич.

— Прибыл твой Юрий Анатольевич, вчера в семнадцать двадцать.

— А где же он? — Роль простушки мне сегодня решительно удавалась.

— Известно где, — хохотнула блондинка, — я ж тебе сказала — все они одинаковы.

— Вы хотите сказать, он с другой…

— Ясно, с бабой, — закончила за меня дежурная.

— А Борщев, — не унималась я, — Вячеслав Михайлович Борщев?

Пухлые пальцы снова забегали по странице.

— Есть и Борщев, — со знанием дела произнесла блондинка, — вместе с дружком и загуляли.

Она с хитрым прищуром посмотрела на меня и покачала головой. Делая вид, что уничтожена ее жалостью, я опустила глаза.

— Да вернется твой ненаглядный, — приободрила меня блондинка, — нагуляется и вернется.

На этой оптимистической ноте я решила закончить наш разговор. Поблагодарив тучную дежурную, я вернулась к машине и, прежде чем включить зажигание, некоторое время сидела неподвижно, погрузившись в раздумья, так и сяк вертя в уме загадку возвращения или, вернее, невозвращения Овчаренко и Борщева.

Что же это получается: цель поездки заключалась не только в том, чтобы взять дискеты и договор, но также и в передаче денег болгарским партнерам. Ладно, допустим, приземлились Овчаренко и Борщев в софийском аэропорту, пришли в фирму, взяли договор и дискеты, а деньги.., не отдали? Что же они, просто так, что ли, возили с собой четыреста тысяч баксов? А что, если деньги у них отобрали еще до вылета из Тарасова или Москвы? Но тот, кто накрыл их со всем их капиталом, должен был, по крайней мере, знать, что они везут большую сумму денег. Или это было делом случая? Верится с трудом.

Ну, а если все складывалось удачно, почему, напрашивается вопрос, они не передали доллары болгарам? Планы вдруг изменились, что ли?

В таком случае, где эти двое?

Может, их уже здесь кто-то подловил, сразу после того, как они прилетели? «Крыша» конкурирующей фирмы? Но насколько мне известно, в разборках обычно принимают участие представители двух группировок, а не те, кого, они опекают. То есть, по идее, отношения должны были выяснять «крыша» Овчаренко с «крышей» конкурирующей фирмы.

Если с

Овчаренко и Борщевым действительно что-то стряслось, то напрашивается вопрос о мотиве их похищения или.., убийства.

Деньги? Происки конкурентов? Или еще что-нибудь?

Предположим, убили их здесь из-за денег, которые они внезапно передумали вручать болгарам. Кто-то в таком случае должен был знать об их изменившихся планах.

Или Овчаренко с Борщевым просто похитили, и не сегодня-завтра тот же голос в телефонной трубке, который слал угрозу за угрозой, потребует от семьи Овчаренко либо выкупа, либо каких-то решений в сфере их процветающего бизнеса.

Может, им даже предложат в приказном порядке свернуть деятельность «Стилобата», чем черт не шутит?

Больше других меня мучил вопрос: почему Овчаренко с Борщевым не передали болгарам деньги? Допустим, по каким-то соображениям передумали. Почему, в таком случае, Юрий Анатольевич не поставил в известность свою жену?

Что-то, подсказывал мне инстинкт, здесь было не так. Я была склонна поставить в один ряд два этих факта — таинственную непередачу денег болгарам и не менее таинственное исчезновение Овчаренко и Борщева.

Глава 4

Таксист все еще парился в своей тачке. Кончики его роскошных, соломенного цвета усов уныло опустились книзу. Я достала из кармана фотографию, врученную мне Людмилой Григорьевной перед моим уходом, на которой Овчаренко и Борщев стояли рядом со входом в офис «Стилобата», и вышла из машины.

— Шеф, свободен? — склонилась я к открытому окну такси.

— Куда едем? — Он словно выплыл из жаркой полудремы и посмотрел на меня оценивающим взглядом.

— Никуда. Просто человека одного разыскиваю. Ты вчера с вечернего московского никого не подвозил? — Я показала ему фотографию.

Он разочарованно отвернулся, даже не взглянув на нее, и пожал плечами. Пришлось вынуть из кармана десятирублевку. На шорох купюры усатый среагировал, словно подружейная собака на дичь.

— Дай-ка взглянуть, — он запихал червонец в кармашек солнцезащитного козырька и взял протянутую фотографию. — Этих педиков Витек подцепил.

— Какой Витек? — Я насторожилась.

Усач сильно наморщил лоб, будто собирался выдавить из-под черепной коробки фамилию своего приятеля. Я достала еще одну десятку.

Она быстро исчезла вслед за первой.

— Виктор Зарубин, — тут же вспомнил усатый, — он сегодня тоже в первую смену. Если подъедешь в два часа к шестому таксопарку, наверняка его застанешь. Погоди-ка, — он вгляделся в фотографию, которую продолжал держать в руке, — вот этот точно тот самый, — он ткнул коротким, толстым, как сарделька, пальцем в Борщева, — а второй какой-то не такой вроде.

— Что значит, не такой? — нахмурилась я. — Ты не ошибаешься?

— Не, — водитель осклабился, — у меня профессиональная память. Раз увижу — никогда не забуду.