Одна крошечная ложь
Шрифт:
— Конечно, — с улыбкой произношу я. — Ну…если мы сможем заставить притвориться мою сестру и Рейган.
Он поднимает одну руку, потерев ею затылок, отчего рубашка натягивается на груди, и я вижу весь ее рельеф. Грудь, которой я вовсю наслаждалась.
— Ну, я так подумал, что раз твоей сестры здесь нет, то проблем она не создаст.
— Нет, не создаст, — соглашаюсь я.
«Она просто может время от времени присылать мне фотографии круглолицего, лысого мужчины, который держит над твоей задницей тату машинку. Что она вчера и сделала».
Я сразу же ее удалила, но уверена,
— И Рейган не проронит ни слова, — слышу я слова Эштона.
Опустив руку, он смотрит куда-то вдаль, пробормотав больше для себя:
— Тут уж в ней можно не сомневаться.
— Ладно, отлично. Ну…
Может, я могу просто оставить все это позади и снова быть прежней собой. Ливи Клири. Будущий врач. Хорошая девочка.
Эштон снова глядит мне в лицо. На секунду его взгляд опускается на мои губы, скорее всего потому, что я кусаю нижнюю губу так сильно, что едва ее не отгрызаю. Возникает такое чувство, будто мне следует сказать что-то еще.
— Я едва помню, что тогда произошло, так что…
Я свожу голос на нет, выдав эту ложь с такой невозмутимостью, которая удивила меня саму. И впечатлила.
Он склоняет голову на бок и снова отводит взгляд, словно глубоко задумался. Его губ касается задорная улыбка.
— Никогда прежде девушки мне такого не говорили.
Уголки моих губ поднимаются в крошечной улыбке, когда я опускаю взгляд на его кроссовки. Я чувствую себя так, будто, наконец, заработала очко. Ливи: один. Унизительный разговор: миллион.
— Думаю, первый раз есть у всего.
Его низкий, гортанный смех привлекает мое внимание. Я поднимаю взгляд и вижу, что в его глазах пляшут огоньки. Он качает головой, словно вспоминает забавную историю из жизни.
— Что?
— Ничего. Просто…
Повисает пауза, будто он не уверен, следует ли ему это говорить. В конце концов, он решается, с широкой ухмылкой донося до меня апофеоз моего унижения.
— Той ночью у тебя было много первых раз, Айриш. Ты так и называла каждый из них.
Я не в силах сдержать вырвавшийся у меня сдавленный, будто предсмертный, звук. Что вполне возможно, учитывая, что сердце только что остановилось. Не знаю, то ли у меня ослабели руки, то ли я и правда вскинула их, чтобы прижать ко рту и скрыть резкий вздох, но каким-то образом я разжала руки, которыми мертвой хваткой держала учебники, и они попадали на траву. Рядом с последними крохами моего достоинства.
Едва не упав, чтобы собрать книги, я напрягаю мозги. Проблема в том, что я не помню, чтобы много разговаривала с Эштоном. И я определенно не помню, чтобы называла каждый…
В моем мозгу разверзается дурацкий небосвод, и оттуда выскальзывает еще одно подробное воспоминание. В мыслях вспыхивает образ той кирпичной стены за моей спиной, Эштона, прижимающегося ко мне спереди, и моих ног, обвивающих его за талию. И меня, шепчущей ему на ухо, что прежде я этого не чувствовала и насколько это тверже, чем я думала…
— О, Господи, — стону я, схватившись за живот.
Уверена, меня сейчас стошнит. И тогда я стану тошнотиком-эксгибиционистом.
Сердце снова начинает биться, скорее даже бешено колотиться,
Моя сестра — Антихрист. Все это ее вина. Ее и Штейнера. И того дурацкого «Джелло». И…
— Айриш!
Я резко вскидываю голову, услышав голос Эштона. Через мгновение я понимаю, что он присел передо мной на корточки, держа в руках учебник, а на его лице застыло любопытное выражение. Положив ладонь мне на локоть, он поднимает меня на ноги.
— Ты частенько уходишь в себя, да? — удивляется он, протягивая мне учебник.
Не уверена, как ответить, так что молчу. Просто на мгновение поджимаю губы, принимаю от него книгу и тихо произношу:
— Рассматривай субботнюю ночь как забытую.
— Спасибо, Айриш. — Он потирает лоб кончиками пальцев. — Я не хотел, чтобы об этом стало известно. Я жалею о случившемся. В смысле…
Он морщится, взглянув на меня. Словно столкнулся со мной, и проверяет, не сделал ли мне больно. Я слышу его тихий вдох, а потом он пятится на несколько шагов.
— Увидимся.
Слегка киваю ему и натянуто улыбаюсь. Мысленно же кричу что есть мочи:
— Черта с два!
* * *
— Блин, — бормочу я, прибыв в назначенное место с десятиминутным опозданием.
Оглядываюсь вокруг, но не вижу ничего похожего на экскурсионную группу. Они уже ушли узнавать об исторической значимости выдающегося университета, а я застряла здесь, снова и снова проигрывая в уме разговор с Эштоном. И каждый раз те слова, его слова, всплывают в мыслях.
«Я жалею о случившемся».
Он жалеет о случившемся со мной. Бабник жалеет, что связался со мной. Жалеет настолько, чтобы найти меня и попросить никому не рассказывать. Ему даже стало неприятно, когда этот факт сорвался с его языка. Поэтому он и поморщился.
Одно дело, когда о случившемся с ним жалею я. Я имею в виду, что поступила глупо и совершенно себе несвойственно. Отдала целую кипу «первых раз» парню, которого даже не знаю. Который, скорее всего, был множество раз вовлечен в ситуации на одну ночь, которые заходили намного дальше, чем то, что было у нас.
Который жалел о случившемся со мной.
Я присаживаюсь на ступеньки и рассеяно гляжу на ладони. Каждая рациональная клеточка моего тела уговаривает перестать думать об этом, но у меня не получается. Обдумывая причины, из-за которых Эштон мог пожалеть обо мне, я сглатываю несколько раз, но сухость в горле не уменьшается. Он считает меня непривлекательной? Было ли для него пробуждение в воскресенье одной из тех «ну и урод» ситуаций, о которых постоянно талдычит Кейси? Знаю, я должна была ужасно выглядеть со спутанными и похожими на гнездо дикой крысы волосами и покрасневшими глазами, да и дыхание мое было настолько зловонным, что от него бы завяли ромашки.