Одна маленькая правда

Гончуков Кирилл Александрович

Что это за слова, почему они снова преследуют его?

Снова представился человек, с двумя парами очков (одни – на лбу, вторые – для чтения), с лицом медведя.

«Кажется, я просил Вас стучаться»

Но Елагин забыл, что стучаться ему не надо и в исступлении замер перед дверью.

В

зале

Среди подобных друг другу однотипных силуэтов всегда можно выделить тот, который выбивается из общей картины: вертится, качается, привстает и оглядывается назад. Таким зрителем был старый солдат Максимыч, которого на представление пригласил руководитель филармонии. Признаться, Максимыч не был ценителем искусства, и то и дело ворчал о том, как все ему не нравится своему соседу слева, который, к слову, тоже был в военной форме.

– Почему их всего двое? – Не унимался старожил. – Неужели на такую сцену не могло поместиться побольше человек? Кому-нибудь бы дали гармошку…

– Это талантливые музыканты, они очень известны. – Скрывая досаду, отвечал сосед.

– Тоже мне талант. – Максимыч хлопнул рукой по колену, слишком громко, но к счастью для него самого, попал в такт, и никто ничего не заметил. – Вот, скажем, поле за день вспахать на тракторе – это талант, да. А это так, баловство одно. – Он снова повернул голову и, решив, что говорит слишком громко, перешел на тревожный шепот: – А Вы тут раньше бывали?

– Да, был один раз. Здесь выступал прекрасный музыкант. Жаль, не запомнил его имени.

– Один! И того меньше! – Засмеялся неугомонный зритель. – Вас послушать, так тут одни таланты! А я

тут первый раз, кстати. Меня Иваном Максимычем звать. А Вас как?

– Георгий Константинович. – Представился собеседник и замолчал.

Эпилог

Смерть сидела на краю обрыва и думала о сиюминутном. Она знала, что когда-нибудь станет итогом ко всему: к войне, миру, людям, мирозданию. Но вот, она, предмет страха и преклонения, свесив ноги, смотрела в бурлящую пучину. Вода билась о камни, вздымалась и пенилась, разносилась к корням растущих внизу оврага деревьев. Птицы пролетали над головой, не замечая мертвецкого холода, исходящего от Смерти.

На противоположном обрыве сидела Жизнь и размышляла о вечном. Она смотрела прямо перед собой и видела одну лишь засуху и скорбь. Пересохшее дно оврага покрылось трещинами, и пни и разбросанные ветки, оставшиеся от деревьев, смешались с перьями птиц.

Жизнь и Смерть смотрели друг на друга и видели то, что приводило их в ужас.

Но никто из них так и не пожелал оглянуться.

А между ними кипела война.

Война разрушала Землю.

Она расцарапывала ее кожу, расшевеливала старые, еще не успевшие зарасти раны.

Она обливала ее красной краской, оставляла вкус соли и железа на потрескавшихся, покрытых коркой, обсохших губах.

Война не прекращалась, она лишь стекала вниз по оврагу, оставив в прошлом одно ясное утверждение.

Когда-то давно Земля была счастлива.

Но это было давно.