Одна, но пламенная страсть
Шрифт:
У Аллы сдавило сердце: предчувствуя недоброе, она обняла собаку, прижалась к ней:
– Что ты, Фомушка, ну перестань, родной, пожалуйста!
Но эрдель по-прежнему выл, больше того, из его коричневых глаз текли слезы.
Зазвонил телефон. Алла с ужасом глядела на аппарат, который звонил, не унимался. Алла с опаской сняла трубку и услышала то, что боялась услышать. На фирму, где работал Эдуард, был вооруженный налет, и Эдуарда убили. Алла, выронив трубку, опустилась на пол рядом с псом, который все еще изливал свое собачье
Алла осталась жить вдвоем с Фомой. На похоронах, конечно, была. Держалась в сторонке. Народу пришло порядочно. Алла видела издалека жену, теперь уже вдову Эдуарда, и его дочку Катю. Алла подождала, чтобы с кладбища все ушли, все до единого, подошла к холму с лежащими на нем цветами и положила свой один цветок – белую розу. Эдуард если приносил ей цветы, то всегда приносил только один, любил, чтобы тот красовался в вазе в гордом одиночестве.
Смысла в дальнейшей жизни Алла не видела, разве в памяти об Эдуарде и дружбе с эрделем Фомой. Но жизнь, она ведь непредсказуема, и это хорошо. Ведь если бы люди заранее знали, что с ними случится завтра или послезавтра, то помнили бы только о будущих несчастьях, ведь нельзя прожить только на ковровой дорожке, каждому суждено оступаться и падать, и страдать.
И вот однажды опять зазвонил телефон, который Алла невзлюбила и хотела поменять аппарат, но новый стоил дорого, а с деньгами у Аллы было туго.
Алла подошла к телефону.
– Госпожа Алла Владленовна, это вас беспокоит Пологов Андрей Викторович. – Выговор был с отчетливым иностранным акцентом. – Я приехал из Люксембурга и хотел бы с вами встретиться.
– Спасибо! – резко ответила Алла. – Но именно с Люксембургом я уж никак не желаю встречаться!
– Но я прилетел специально для встречи с вами!
– Боже мой! – воскликнула Алла. – Что, вам больше делать нечего?
– Я не прошу вас приглашать меня к себе, но, если вы выберете время, мы вполне могли бы увидеться в холле гостиницы «Палас». Это угол Тверской и Большой Грузинской. Вход с Грузинской. Я вас, разумеется, встречу.
– Хорошо! – сдалась Алла. – Если вы на самом деле специально приехали. Только одно условие – вы ни разу не произнесете слово «Люксембург».
Пологов ждал Аллу у входа в отель – несмотря на холод, по-западному, без головного убора. Его черное кашемировое пальто и белый шарф хорошо гармонировали с волосами – редкими, но аккуратно подстриженными, тоже черными с белым. Выглядел Пологов лет на пятьдесят с небольшим хвостиком.
Аллу он встретил церемонным наклоном головы, а затем поцеловал ей руку:
– Рад вас поприветствовать!
– Что ж вы без шапки, – сказала Алла, – простынете! Быстро пошли внутрь!
Они заняли в баре угловой столик. Пологов заказал два коктейля. Алла оглядывалась по сторонам с явно недовольным видом:
– Вон здесь все какие разнаряженные, могли бы предупредить. Хотя у меня, все одно, ничего такого и нету, я здесь чувствую себя замарашкой!
Пологов глядел на Аллу с улыбкой:
– Интересная женщина всегда и во всем остается интересной!
Слова его звучали искренне, однако Алла продолжала беседу с иронией:
– Разве я интересная? Никогда об этом не знала!
– Ваш бывший супруг, давая мне телефон, отзывался о вас исключительно в превосходной степени.
– Неужто он? В жизни бы не догадалась! – Алла откровенно насмешничала, а Пологов изображал, что не замечает этого.
– Представьте, он. И он мне рассказывал…
– Про коллекцию марок! – перебила Алла. – При слове «марки» у вас глаза засветились, вон как ярко вспыхнули!
– Алла Владленовна, – Пологов отложил соломинку и отпил глоток коктейля прямо из бокала, – я страстный филателист! Немцы говорят – «Ich bin ein starker Briefmarkensammler». У вас в коллекции есть моя мечта…
– Консульская почта. Зеленая. Тысяча девятьсот двадцать второй год. Надпечатка тысяча двести германских марок на пятидесяти копейках. Так называемый полтинник, – выпалила Алла и поглядела на иностранного гостя свысока.
– Да!.. Да! – подтвердил Пологов. – Существует масса подделок, но ваш экземпляр имеет заверку, подтвержденную международным сертификатом. Оказывается, вы разбираетесь…
Алла вновь не дала договорить, что было не слишком вежливо, но ей сейчас было наплевать на вежливость:
– Коктейль допила, могу идти, как вас зовут, забыла?
– Андрей Викторович. Я вызову вам такси?
Алла поднялась:
– Общественный транспорт у нас пока еще ходит.
Пологов тоже поднялся:
– Я могу хотя бы взглянуть на этот шедевр?
– Об этом подумаю! – кивнула Алла. – Позвоните мне через пару-тройку дней!
– Но я в Москве только ради того, – взмолился Пологов, – чтобы увидеть…
– Меня вы уже увидели, Андрей Викторович, а марку тоже увидите, может быть… Кстати, она не продается. – И тут Алла позволила себе на прощание прочесть нотацию: – Искусство собирателя требует терпения, долгого терпения. Через пару-тройку дней! Извините, меня собака ждет! – Эти слова она произнесла уже в гардеробе, надевая зимнюю куртку.
Пологов позвонил не через два или три дня, даже не назавтра, он позвонил через час:
– Вы балованная, красивая женщина!
– Час назад я была интересная, теперь стала красивая? Или у вас перед глазами – заветная марка?
– Вы надо мной издеваетесь, Алла Владленовна!
– Жизнь издевается надо мной, – вдруг грустно сказала Алла, – вы подвернулись, и я отыгрываюсь на вас!
Пологов уловил изменение интонации и смягчил голос:
– Я ведь нахожусь возле вашего дома!
– Как же вы тогда звоните?.. Поблизости нет пи одного автомата. Ну да, я забыла, теперь есть телефоны, которые в руках носят.
– Выгляните в окно, пожалуйста! – попросил Пологов. – Если у вас окна на улицу.
– У меня во двор.