Одна обещанная ночь
Шрифт:
– Ливи…
– Нет, – прерываю его. Он должен знать. Я отползаю на кровати, подальше от его личного пространства, оказываясь вне зоны досягаемости.
– Ливи, что ты делаешь? – спрашивает он, потянувшись за мной. – Иди сюда.
– Ты должен знать кое-что, – бормочу нервно, отказываясь встречаться с ним взглядом.
– Ещё что-то? – выпаливает он, убирая протянутую руку так, как будто я могу его укусить. Он насторожен, внимателен. Это не уменьшает моей уверенности. Я шокировала Миллера Харта своими маленькими грязными секретами больше, чем он когда-либо шокировал меня своими
– Есть еще одна вещь, – соглашаюсь, слыша, как он переводит дух, готовясь к тому, что я скажу дальше. Для него это может быть самым большим шоком.
– Думаю, мы можем поговорить, Ливи, – его тон резок и пугает, заставляя меня обратить внимание, смеюсь ли я в этот момент или съеживаюсь. Сейчас я съеживаюсь.
– Ты по-прежнему чаруешь меня, – говорю, переводя на него взгляд. – Все твои привычки, возня с предметами, когда они и так уже идеальны, и то, что ты хочешь относиться к вещам именно так.
Он хмурится, глядя на меня, и на долю секунды мне кажется, что он начнет отрицать это. Но нет.
– Принимай меня таким, какой я есть, Ливи.
– Как раз это я и говорю.
– Поясни, – требует он резко, от чего я только сильнее съеживаюсь.
– Ты командуешь надо мной, – начинаю нервно. – И это, возможно, должно пугать меня или, может, заставить меня говорить то, что тебя разозлит, но…
– Кажется, ты сказала мне убираться к дьяволу прошлой ночью.
– Твоя ошибка.
– Возможно, – он прекращает ворчать и закатывает свои потрясающие синие глаза. – Продолжай.
Улыбаюсь про себя. Он делает это прямо сейчас – ведет себя грубо и холодно, но это ужасно соблазнительно, даже когда чертовски бесит. С ним я чувствую себя в безопасности.
– Я не знаю, сможет ли мое сердце тебя выдержать, – говорю тихо, внимательно следя за его реакцией. – Но я хочу принимать тебя таким, какой ты есть, – я не должна удивляться тому, что выражение его лица остается бесстрастным, и я не удивлена, потому что эти глаза говорят мне кое-что. Они говорят мне то, что он уже знает, что я чувствую. Он был бы чертовски глупым, если бы не понял. – Я влюбилась.
Взгляд его синих глаз пробирается ко мне в душу. Теперь он полон знания и понимания.
– Почему ты на другой стороне постели, Ливи? – спрашивает он, голос низкий и уверенный.
Мои глаза осматривают пространство между нами, замечая добрый метр матраса. Возможно, я переборщила с решением отгородиться, но я не хотела чувствовать, как он напрягается от моих слов. Я не сказала этого, но Миллер умный человек. Мои карты медленно выкладывались на стол, и теперь они все раскрыты.
– Я…я…я не…
– Почему ты на другой стороне постели, Ливи?
Наши взгляды соединяются. Он смотрит на меня строго, как будто уже в ярости от того, что я отгородилась, но я по-прежнему вижу в них и понимание тоже.
– Я…
– Я уже повторил, – он резко обрывает меня. – Не заставляй меня делать это снова.
Я колеблюсь слишком долго, начиная двигаться к нему, но возвращаясь назад, задаюсь вопросом, что творится в этой слишком понимающей голове.
– Слишком много думаешь, Ливи, – предостерегает он. – Дай мне мое.
Двигаюсь вперед медленно, но он не встречает меня с распростертыми объятиями и не подбадривает, он просто смотрит сурово, следуя за моими глазами по мере того, как они становятся ближе и ближе до тех пор, пока я осторожно не забираюсь к нему на колени и руками ласково не обвиваю его плечи. Чувствую, как его ладони нежно ложатся мне на спину и начинают осторожно поглаживать, он не спеша зарывается лицом в мои волосы, пока мы не прижимаемся друг к другу, полностью соприкасаясь… просто держим друг друга. «Мое» Миллера Харта быстро становится и «моим» тоже. Ничто никогда не принесет ощущения такой защищенности и покоя, как простые объятия Миллера. Его прикосновения забирают все горе и отчаяние.
– Не уверена, что смогу функционировать без тебя, – говорю я мягко. – Ты стал самой важной частью того, что заставляет меня дышать, – я не преувеличиваю. Этот сон был леденяще душу реальным, и то чувство одиночества было достаточным, чтобы заставить меня рассыпаться. Но он слишком тихий. Я чувствую биение его сердца под своей грудью, оно уверенное, не шокированное или беспорядочное, но это все, что я чувствую. Я очень быстро задумываюсь над тем, что он думает – возможно, что я глупая и наивная. Я никогда не испытывала этого прежде, но эти чувства сильны, неконтролируемы. Не уверена, что готова к ним, и тем более не уверена, что готов Миллер. – Пожалуйста, не молчи, – прошу тихо, слегка сжимая его руку. – Скажи что–нибудь.
Он сжимает мою руку в ответ, потом отстраняется от моей шеи и делает глубокий вдох, позволяя воздуху срываться с губ медленно и спокойно. Я тоже делаю глубокий вдох, только не выдыхаю.
Проведя руками вверх по моей спине, он находит мои волосы и начинает перебирать их пальцами, всматриваясь. Потом не спеша переводит взгляд к моим глазам.
– Эта красивая, чистая девочка влюбилась в большого, злого волка.
Я хмурюсь:
– Ты не большой, злой волк, – возражаю, не собираясь отрицать другую честь его заключения. Он абсолютно прав, и мне не стыдно. Я люблю его. – И я думала, мы выяснили, что я не такая уж сладкая, – хочу почувствовать его волосы и губы, но он выглядит мрачным, почти озабоченным фактом, что его кто-то любит.
– Мы ничего такого не выясняли. Ты моя сладкая девочка, и закончим на этом.
– Ладно, – уступаю быстро и легко, ненавидя его резкий тон, но в тайне радуясь словам, которые он выбрал. Я его.
Он вздыхает и просто меня целует.
– Ты, наверное, голодна. Позволь приготовить тебе ужин, – он принимается распутывать наши тела и ставит меня на ноги, пробегая взглядом по моему телу. Я все еще в его рубашке, нараспашку, пуговицы расстегнуты, складка на складке. – Посмотри на ее состояние, – ворчит он, едва заметно качая головой. И, как обычно, переключается обратно к идеальному, точному Миллеру Харту, как будто я только что не призналась ему в любви.