Одна она, часть 2

Гражданин Вячеслав

Лаврентий, так называла министра Виктория. Намёк был понятен мало-мальски образованному человеку. На мой взгляд сходство с известным историческим персонажем присутствовало.

Номинальной властью в стране являлся плутоватый местный олигарх, ставший президентом. Уровень его поддержки населением был невысок, разве, что женщины старшего возраста выбрали его своим кумиром. Но его использовал в своих интересах и защищал бомонд развитых стран, финансируя через подконтрольные финансовые институты. Международное содействие, огромные собственные богатства, нанятая армия пропагандистов и "связанные лица", умело расставленные

им на ключевые посты государственной машины, позволяли ему удерживать значительное влияние в стране. В разговорах Вика пару раз назвала президента Джаппой.

– Почему Джаппа?
– не понял я.

– Звездные войны смотрел?
– ответила она вопросом на вопрос.

Хотя я и не был поклонником знаменитой саги, но снова догадался на какого именно персонажа мне намекали.

Вникнув подробнее в политические дрязги этой страны я почувствовал раздражение. Что мы здесь делаем? Единственным несомненным плюсом было мое постепенное сближение с Викторией. Как я хотел быть с ней. Как мечтательный мальчишка, влюбившийся в одноклассницу. Такое со мной впервые за двадцать лет. Подростком, я отказался есть яичницу, когда узнал, что в куриных яйцах может быть сальмонеллёз. Боялся заболеть и пропустить поход с понравившейся одноклассницей.

Мне было достаточно просто находится рядом с предметом моего восхищения обожания. Случайные касания рук бросали в неконтролируемую дрожь. Редкие прикосновения тел на совещании, в ресторане или машине вызывали бурный восторг.

Одним поздним вечером, уставшие, мы оказались в ее квартире. Хозяйка сама открыла и разлила по бокалам грузинское вино марки "Хванчкара". Неплохой выбор как для девушки. Или снова имидж? Хотя я любил красное бургундское напиток меня вполне устроил. Я бы больше удивился если бы она предложила мне десертное белое вино.

Между нами не было близких отношений. Разве, что я иногда касался ее руки. И меня не отталкивали. Как она была сексуальна вот такая, простая уставшая родная женщина. Моя принцесса, надевшая маленькое черное платье в стиле Коко Шанель. Сейчас, если забыть ее прошлое, передо мной находилась вылитая Одри Хепберн.

Мы сидели в креслах, молча пили хорошее вино. Никакие посторонние шумы не мешали нам. Говорить не хотелось. Такие прекрасные минуты, когда любимый человек рядом. Звуки могли испортить магию момента, но я спросил.

– Вика, зачем нам это?
– Я осторожно взял ее за руку. Получилось слишком театрально. Нельзя фальшивить, переигрывая можно оттолкнуть девушку. К счастью, она посчитала сцену естественной. И я продолжил.

– Солнышко, зачем нам нужно так жить?
– Я был готов слушать ее рассуждения о власти, деньгах, жизни. Ответ был неожиданным и резким.

– Да, нах оно все сдалось. Западные страны больше не хотят доплачивать чиновникам. Коррупционеры достали всех. Обыкновенные люди перестали думать. Готовы убивать тех кто говорит, верит не так как они. Пожилые женщины и мужчины нашли в ненависти смысл жизни. И стучат нам на соседей, стучат, стучат, стучат.

Магия момента рассеялась. Рядом снова сидела жесткая женщина. Я ждал продолжения. Пусть выговорится. И она продолжила.

– Даже Сорос потихоньку сворачивает наше финансирование. А без его денег мы здесь никому не нужны.

– Так какие у нас здесь перспективы?

– Не знаю. Клим, на всех пришлых сильно давят. Многих из приехавших уже вышвырнули из страны.

– Заработали, хоть что-то?
– девушка внимательно посмотрела на меня. Не доверяет еще.

– По разному. Поначалу большие деньги можно было брать легко. Кто-то брал, а кто-то записывал. Теперь власть укрепляет.

– Лаврентию я чужая, он своих людей хочет поставить в полицию. Джаппу интересуют только деньги. Понимаешь, у каждого политика здесь есть свои "скелеты в шкафу". Наверх вылезло столько подонков, сколько не встретишь даже в бразильской тюрьме. И не спрашивай откуда я знаю про тюрьму. Они знают за какие вещи меня можно наказать.

Как она прекрасна в своей эмоциональности. Я потянулся губами к ее лицу. Момент был подходящий. Холодный взгляд остановил меня. Вот сука! Раздразнила только! По тонкому льду ходит. Дамочка переоценивает свои силы и мою выдержку. Фух. Тише. Спокойней. Значит еще не время. Я сдержанно попрощался.

Виктория только начинала мне доверять, еще с настороженностью прицениваясь к моим действиям. Шаг за шагом я убирал ее страхи. Ставал ближе. Ужом заползал в душу, изучая и сковыривая мешающие наросты. То, что пережила эта стойкая девушка было страшно. И выдавив очередное откровение она так жалобно, ясными девчачьими глазами смотрела на меня. Как будто ждала, что я ее обижу или просто оттолкну. Снимая завесу тайны со своей прошлой жизни она каждый раз боялась встретить мое отвращение или презрение.

Однажды я сказал ей: "Глупая, смешная женщина, пойми, - такой только тебя люблю... Единственное существо на земле... Если бы ты двадцать раз не умирала во вшивых вагонах, если бы тебя не покупали как девку, - разве бы ты постигла всю остроту дерзости человеческой... Разве бы ты ходила по коврам такой повелительницей... Разве бы я положил к твоим ногам самого себя..."*.

*Цитата из фантастического романа А.Н.Толстого "Гиперболоид инженера Гарина".

– Какие вагоны?
– удивилась девушка.

– Да так, это услышал где-то, - не стал вдаваться я в подробности.

Блин, вырвалось. Играть роль интеллектуала, здесь было не нужно. Но сказано ведь писателем замечательно, в душе осталось и вспомнилось в подходящий момент.

Поменял шило на швайку

На работе я создал образ необщительного эксцентричного профессионала. Поэтому "подковёрные игры", творившиеся в министерстве, меня не задевали. Виктории было сложнее. Она публичный деятель, занимала ответственную должность. Ее назначение, также как и назначения других иностранных специалистов, продавили внешние силы. Местные ею восхищались, как женщиной. Но считали чужаком, который рано или поздно освободит место для кого-то из своих. Она не могла доверять никому из подчиненных. Политическая целесообразность и жестокость к чужим стали основными правилами в правительстве страны. Только нежелание проигрывать заставляло ее бороться дальше.