Одна судьба на двоих
Шрифт:
Поделом ей! Почему ее образ неотрывно преследует его? Даже в Европе! Почему именно эта женщина наделена сверхъестественной силой привораживать его, а потом унижать?
Каттер опрокинул стул на своем пути и бросился к Чейенн. Не отрывая глаз от его лица, она что-то прошептала на ухо аукционисту и отошла от него.
— Это невозможно, сэр, — сказал аукционист, делая знаки кому-то за спиной Каттера.
— Два миллиона долларов!
На глазах Чейенн блеснули слезы.
— Сэр, здесь респектабельное заведение, а не бордель.
— Три миллиона! — взревел
Чейенн, потрясенная, спрыгнула с возвышения и побежала. Каттер — за ней.
— Чейенн! — кричал он. — Подожди.
Она бросила на него последний взгляд и выскочила за дверь, с такой силой захлопнув ее за собой, что чашки Веджвуда пришли в движение и задребезжали.
— Продано джентльмену за три миллиона долларов, — стукнул молотком аукционист. — Как прикажете — доставить сервиз вам на дом или сами увезете его?
Загорелой рукой Каттер смахнул все восемь фарфоровых приборов на пол. В зале воцарилась мертвая тишина.
— Вывести его! — приказал охранник.
Полицейские окружили Каттера, но он их словно бы и не замечал. Перед его глазами стояло бледное лицо Чейенн со страдальческими глазами. По ее щекам текли слезы.
Его затея — унизить и оскорбить ее перед всей публикой — удалась как нельзя лучше. Но удовольствия он не получил. Он вел себя непозволительно.
Опять нахлынуло чувство одиночества, но теперь к нему добавились сожаление о содеянном и отвращение к себе.
Пьяный дурак, что он наделал?!
Зачем? Неужели он не понимал, что ее боль — его боль?
Глава третья
Стирая слезы с горящих от стыда щек, Чейенн въехала на аллею, окаймленную самыми высокими в городе дубами и магнолиями. Дом окружали бесконечные зеленые лужайки и розовые азалии, достигавшие здесь такой невероятной вышины, что на их фоне даже большой особняк Лордов казался крошечным.
Каттер вел себя с присущим ему цинизмом и лишний раз доказал, что не способен любить. Он презирает ее больше, чем жители Уэст-Вилла в пору ее детства. И он не отстанет, пока не получит желаемого.
Он искренне считает ее женщиной самого низкого пошиба, способной отдаться за деньги. А какое жестокое и мрачное лицо было у него, когда он оскорблял ее перед всей публикой!
Она смахнула слезу.
На острове, когда Каттер разбил стекло и овладел ею, он тоже проявил твердость характера, но ведь тогда он любил ее. И она его. Чейенн выносила под сердцем его ребенка, он же бросил ее, и ей поневоле пришлось выйти замуж за нелюбимого.
Он отец Джереми. Сейчас он желает воссоединиться с ней ради ребенка. Да и она...
Нет! Боже упаси! После всего того, что было! Каттер — холодный, бездушный человек!
Ее мать, женщина довольно свободного поведения, презираемая обществом, ни разу, ни разу за всю свою жизнь не легла в постель с мужчиной, который ей не нравился.
Нет, нет, Каттера следует гнать от себя!
Но ведь
Каттер оказался даже хуже, чем его описывал Мартин. «Лион» понравился ей с первого взгляда, тем более что при его появлении на острове расцвели одуванчики. Но это был ложный знак. Каттер прибыл с одной целью — расстроить их брак с Мартином.
Узнав, что она в положении, Мартин воспользовался этим для того, чтобы шантажировать брата. Она же вышла замуж за Мартина с одной целью: спасти будущего ребенка от безотцовщины и иметь возможность дать ему фамилию Лорд.
Брак по необходимости оказался трагической ошибкой.
Чейенн приближалась к темному дому, и новые опасения вытеснили из ее головы мрачные мысли о Каттере. Дом был погружен во мрак. Луна освещала большую магнолию. Чейенн вздрогнула: все ее листья опали и лежали теперь плотным ковром на траве.
Сразу пришел на память другой вечер, несколько месяцев назад, когда вот так же магнолия вдруг сбросила с себя всю листву; два хьюстонских детектива с каменными лицами постучали в ее дверь и сообщили: «Миссис Лорд, мы, кажется, нашли вашего мужа».
Обычно в особняке ярко горели огни — как внутри, так и снаружи. После гибели Мартина Чейенн следила за этим не менее придирчиво, чем за включением сигнализации охраны.
Входная дверь была распахнута настежь, сигнализация отключена.
— Джереми! — прошептала Чейенн, вглядываясь в сумрак дома. — Джереми! Джереми! — закричала она уже отчаянным голосом.
Имя мальчика эхом отозвалось в почти пустых комнатах с высокими потолками и мраморными полами.
Чейенн вступила в темный холл, и под ее ногами захрустело стекло. Громко вскрикнув, она нащупала в темноте выключатель и зажгла свет. На миг показалось, что она попала в чужой дом. Пол был усеян осколками хрустальной вазы, рядом, в луже воды, валялись красные розы. Единственный оставшийся в доме драгоценный ковер был сдвинут с места и забрызган кровью. Здесь явно происходила борьба. На мраморном столике времен Людовика XV лежала смятая записка, также с пятнами крови. Чейенн расправила ее, разгладила и прочла текст, составленный из заглавных букв, вырезанных из газеты. Он гласил:
«5 000 000 долларов. Без полиции».
— Джереми! — Из груди Чейенн вырвался истошный крик. — Джереми! Курт! Миссис Перкинс!
Где они все?
Из подвала донесся какой-то еле слышный звук, и Чейенн помчалась к зиявшей чернотой двери, выходившей в кухню.
— Мяу-у-у!
Чейенн перевела дух. Это всего-навсего Пантера, черная сибирская кошка Джереми, которая, прижав уши к голове, глядит на нее подозрительными желтыми глазами.
Чейенн включила подвальное освещение.