Одна Жизнь в России
Шрифт:
Среди прочего запомнилось как дед сетовал, что дескать подлые "жиды" отсижывались во время Великой Отечественной в тылу, пока молодые русские пацаны, как он, дохли на фронте. Ни тогда, ни сейчас не могу понять возмущения деда, ведь евреи, все как один, понимали, что глупо лезть под пули и закрывать собой амбразуру, в то время как русские, вместо того чтобы пораскинуть мозгами, лезут на мины, чтобы пораскинуть кишками. Впрочем "гражданский долг", "честь", "долг перед родиной", "любовь к родине", "предатель", "пятая колонна" - это по сути все формы манипуляции, и герой СССР не осознавал и не хотел осознавать, что им манипулируют как дураком.
В начале 90х, мой дядя, Олег, после конца прокатного бизнеса,
Так русские вырубили пышные бурятские леса, продав их в Китай, вместе с другим сырьем из Бурятии, не дав бурятам ни копейки. Русские же заводы загадили выбросами химикатов Байкал - самый большой на Земле бассейн пресной воды. Во впадающей в Байкал реке Селенга постоянно всплывает вверх пузом мертвая рыба в огромных количествах. Теперь Байкал зацвел вредоносными водорослями, питающимися сбрасываемыми русскими отходами. Буряты винят русских в разрушении бурятской культуры: отмирании языка, размывании культурных традиций, изоляции от родного монгольского мира.
В деревне проживало несколько старообрядческих семей (на местном жаргоне "семейских"), пришедших в сибирь до революции, и различный полу-уголовный контингент, сосланный на лесоповал уже во время СССР, важной частью которого всегда был Леспромхоз. Впрочем бухали по-черному и те, и другие. Не пили там разве что приезжавшая летом на отдых семья евреев Козловских и вышедший на пенсию инженер Яковлев, приезжавший на запорожце на свой маленький огород.
Тоже трезвые семьи Свидетелей Иеговы, пытавшиеся поселиться в тех местах в поисках лучшей жизни, чуть не лишились этой самой жизни, когда местные от словесных угроз перешли к тактике поджогов и нападений несколько-на-одного. Мне маленькому тогда запомнились умиротворенные лица этих религиозных людей, в сравнении с искривленными злостью гримасами коренных обитателей русской провинции.
Самые непробудные запои начинались осенью, после уборки урожая. Каждую зиму кого-нибудь по пьяни убивали, ножом или из охотничьего ружья. Трупы иногда валялись месяцами ожидая участкового, поскольку деревня была относительно изолированной и зимой в нее добраться было трудно - дороги заносило снегом. Типичными для таких мест были перебои с электричеством, когда линию электропередач через реку обрывало ветром, после чего спившиеся электрики неделями не могли ее починить.
С кузова приехавшей машины-магазина продавали единственные, зато "бравенькие", папиросы "Беломор Канал" и знаменитый спирт "Royal", знатно проредивший ряды русских людей. Ходили слухи, что в соседнем селе "Кома" от него скончалось два жителя, или, как подметила бабушка, "сыграли на рояле". В папироски "Беломор Канал" иногда засыпали коноплю, смешивая с табаком, но чаще делали самокрутки с коноплей из советских газет. Нынешние русские продолжают традиции, употребляя стеклоомыватель (изопропиловый спирт), продающийся часто прямо в алкогольных отделах магазинов.
Также деревнские курили некую "махорку", уже не помню откуда бравшуюся.
Пес бабушки с дедом, Тимка, был небольшим и чем-то не понравился местному жителю, видимо гавкнул на него, когда тот шел к бабушке клянчить фронтовые сто грамм водки, а может просто разозлил своими громадными для маленькой собаки темпераментом и гиперреактивностью. После чего этот алкаш пришел с ружьем и на глазах у бабушки, угрожая ей ружьем, пристрелил Тимку.
Так же в деревенскую идиллию приехало несколько семей "фермеров": одна такая семья алко-фермеров ушла в запой, окончившийся лишь когда их пьяных заломал спустившийся с горы медведь-шатун; более деятельный "фермер", возведший даже какие-то кирпичные коровники, утонул пьяным в Байкале; а третьему семейству фермеров кто-то по старой русской традиции поджог дом, сперва отравив собаку.
Дети, кроме меня, в Бурдуковке (как ее звали местные) были только летом, ибо в деревне не было школы, и их отправляли учиться в село Татаурово, расположенное на другой стороне делившей Забайкалье реки Селенги. Впрочем учились там лет до 14, а пить начинали еще раньше. Детьми этих зверят было назвать сложно, ибо они росли в атмосфере грубости и садизма, где пьяная мать кнутом по лицу охаживала своего отпрыска, извергая при этом весь арсенал русского мата. Еще больше эти "дети" тупели от конопли, которая в обилии росла в тех местах. После такого воспитания, "дети" воровали с огородов Козловских и Яковлева, не гнушаясь украсть даже незрелую картошку.
Врожденная звериная жестокость русских детей поражает: они кидали живых щенков и котят в горную речку, затем бросая в несчастных животных камни, пока те не умирали. В этом участвовали даже девочки лет шести. В устье реки иногда скапливалось по нескольку трупов домашних животных. Деревенские дети разоряли гнезда сорок, придавая птенцов изощренным пыткам. Но еще страшней было в лесу, где на многих деревьях болтались повешенные за лапы взрослые собаки и кошки, их вешали живыми и они умирали на протяжении длительного времени в страшных муках, испуская затем зловонный смрад, который впрочем не останавливал местных от сбора березового сока с соседних деревьев. Порой такое убийство собак оправдывалось русскими тем, что собака меленькая или недостаточно злая, следовательно непригодная для охранных целей. Много позже, общаясь с русскими в Интернет, я узнал что это обычная для России практика.
Мои отношения с деревенскими детьми были, мягко говоря, натянуты, ибо если поначалу они воровали у меня игрушки и задавали издевочные вопросы (вроде спит ли моя бабушка в трусах), то, когда я рассказал всем о воровской деятельности местных детей, в меня с их стороны стали лететь камни, пара из которых попали мне в голову, оставив шрам над бровью. Затем они меня столкнули и пытались утопить речке Унолейке, притом один из мальчиков хотел заставить меня сосать у него, руководствуясь, как я сейчас думаю, тюремной культурой, усвояемой русскими детьми от сидевших родственников.
Посему друзей среди детей у меня не было, о чем я особенно и не сожалею.
Иногда бабушка брала меня в город, где надо было стоять в магазинных очередях или за взятку покупать с заднего хода, что бабушка обычно делала для покупки старого просроченного хлеба на корм свиньям. Советские магазины же были скорее способом укзать рабам их место.
Типичный магазин в СССР состоял из 6 отделов: овощи/фрукты, хлеб, кулинария/сахар/конфеты, крупы/макароны, вино/водка, мясо/рыба/консервы. Также в магазине были кассы и работали они хитро: первая касса обслуживает только 1, 3 и 5 отдел, другая 2, 4 и 6. Очереди у касс всегда были больше очередей в отделах, а ошибшихся кассой грубо отшивали под насмешки других покупателей. Сам процесс покупки был такой: отстояв очередь в нужный отдел, говоришь продавщице (жирной совковой бабе-хабалке): "Взвесьте мне 200 гр говядины!", Продавец отрезает ножом от несвеже выглядящего куска и кладет на старые скрипучие весы "Тюмень" (подкрученные чтобы набавлять грамм 10), взвешивает, обертывает бумагой, на которой пишет вес и откладывает в сторону. Потом рассчитывает стоимость товара на счетах и сует тебе бумажку: номер отдела, сколько грамм, цена, подпись продавца. Отстояв очередь в нужную кассу, ты суешь эту бумажку кассиру, она выбивает чек и забирает бумажку. Однако часто возникала проблема дефицита мелочи, ибо кассир свою мелочь свято оберегала, вынуждая рассчитываться без сдачи.