Однажды под Новый год, или Кто такие Монстры
Шрифт:
Но. Прежде чем расписаться с Гришей, ей надо было еще с Витьком развестись. А это выливалось в проблему. Заявление-то она в загс подала и даже госпошлину за себя и за Витька заплатила.
В общем, за свидетельством о разводе надо было ехать в город. И да, ужасно не хотелось, но придется еще заходить за вещами, которые остались у Витька на квартире, и видеться со свекровью и бывшим мужем. Пусть тех вещей было не так уж много, Нина их честно заработала и уж точно не собиралась никому дарить.
***
Выехали они за сутки перед
Дальше предполагалось до райцентра на общественном транспорте. Автобус как раз подходил.
___
Примечание:
* - Геном неандертальца по размеру близок к геному современного человека. Предварительные результаты показывают, что ДНК современного человека и неандертальца идентичны приблизительно на 99,5 %.
глава 11
Автобус от Кушек до райцентра был все тот же. И водитель Нину узнал.
– А, здравствуй, де-е-евонька!
– выдал, растягивая небритую физиономию в улыбке.
– Здрасте, - проговорила Нина.
Вежливость еще никто не отменял. Думала, на этом и закончится, однако водитель, обилечивавший пассажиров, видимо, решил тут подзадержаться, и его потянуло на разговор.
– Так ты до Больших Оврагов-то добралась? Или как? Хе-хе. Ты, если что, только скажи...
– Добралась, - с каменным лицом сказал Гриша, протягивая плату за проезд и показывая на Нину.
– За двоих.
– Э... кхммм, - тот только крякнул и слегка сбледнул.
Потому что сейчас в лице Гриши на него смотрел ревнивый самец тираннозавра. Когда водитель уселся наконец на свое место, Нина прижалась к Гришиному плечу и блаженно прикрыла глаза. Автобус тронулся.
Выехал. А дороги-то еще те, их затрясло по колдобинам и ухабам.
– Да лучше бы на тракторе поехали!
– сквозь зубы ругался Гриша.
В конце концов притерпелись и даже умудрились бы проспать почти всю дорогу до райцентра. Если бы не поломка в дороге. В общем, пришлось вылезать, толкать. Потом снова ехать.
***
А в деревне Большие Овраги в это время народ готовился праздновать. Делать-то нечего. Пока Григорий с Ниной не вернутся, предпринимать ничего нельзя. Координационный совет постановил устроить на Рождество дискотеку в клубе. Было у них ветхое неотапливаемое строение на отшибе села. Осталось с тех времен, когда совхоз «Большие Овраги» еще сдавал урожай государству. Без сугреву там, конечно, никак, но сугрев предполагался.
Народ, естественно, начал подтягиваться.
Баба Клава долго сомневалась: идти - не идти? А если идти, с кем этого членовредителя оставить? Потом решила:
– Со мной пойдешь.
И стала объяснять, что будет дискотека. Но если он...
Поэт понял только одно: будут танцы. Танцы он любил. А еще поэт любил раскрашиваться. Ну, посудите сами, какие танцы без раскраски? Но когда он только собрался развернуться в полную силу, баба Клава показала ему метлу и сказала:
–
Он пытался возражать, но против метлы не попрешь. Пришлось ограничиться раскраской лица подручными средствами, и то аккуратно.
«И черт с вами. Буду один красивый, - думал поэт, молча вышагивая рядом с бабой Клавой.
– Странный народ, совсем не умеют веселиться».
Однако насчет умения веселиться мнение его очень быстро изменилось. Особенно когда ему под шумок налили согревающего.
До этого поэт пробовал только перебродившие ягоды, а тут чистейший самогон тройной перегонки, прозрачный как слеза и крепкий как ракетное топливо. Сначала он думал, что проглотил дикобраза и иглы пошли через нос и вонзились в глаза. А потом стало так хорошо, что поэта уже ничто не могло остановить от исполнения матерных частушек.
Он просто запел. С жутким акцентом и подвыванием, но понятно.
Ты не жми меня к берёзе, Не целуй меня взасос. У меня гипертония И хронический понос.
– Ох, ты ж!
– ахнула баба Клава, хлопая себя по бокам и оглядываясь.
– Какая сволочь налила ироду?!
Никто, разумеется, не сознался, а поэт, удирая от нее кругами, уже выводил новую частушку:
Как у нашего Никитки *** к ноге примотан ниткой. Стоит и матюгается - Нога не опускается!
А дальше пошло еще веселее, когда ему подпевать стали. Пошла в пляс молодежь, только пол дрожал. Метлы он, конечно же, выхватил, но ему уже было ничего не страшно.
Вечер удался. А к поэту теперь прилипло имя Никитка.
***
Утро...
В общем, утро пришло.
И как раз утром автобус дополз до райцентра и зарулил на автостанцию.
Помятые и скособоченные пассажиры вываливались на остановку, а потом дружно плелись в один из ближайших чипков, которыми была облеплена райцентровая автостанция, за пирожками и чаем. А кто и за чем-нибудь покрепче.
Предстояло убить еще два часа с лишним, пока подадут автобус до следующего райцентра. А оттуда до города... Два локтя по карте - считай, рукой подать.
Но эти два часа надо было как-то убить, а погода портилась, основательно мело и морозило. Оставалось разве что забиться в продуваемый всеми ветрами зал ожидания. И там «пережидать».
Народу в зал ожидания набилось много, места сидячие, естественно, были мгновенно заняты разнообразными тетками и старушками. Какой-то мужик лет шестидесяти пяти пытался пристроиться на сидячее место рядом с толстой теткой с баулами, так его быстро окрестили алкашом, извращенцем и развратником. Мужик пытался доказывать, что он семейный человек и у него гипертония и хроническая язва, за что был обозван мошенником и инфоцыганом.