Однажды разбитое сердце
Шрифт:
Агнес выпустила Эванджелину из объятий, только чтобы представить джентльмену, который, как сильно надеялась Эванджелина, не входил в число ее поклонников.
На нем была белая шелковая рубашка с кружевным жабо, что каскадом ниспадало до пояса черных кожаных брюк, настолько узких, что она удивилась, как он вообще мог в них двигаться.
– Эванджелина, – начала Агнес, – это мистер Кутлас Найтлингер из газеты «Шепот».
– Вы пишете для этих скандальных полос?
– Это не скандальные полосы, а периодическое издание, – фыркнув, поправила Агнес, чем навела Эванджелину на
– На самом деле меня не волнует, как вы ее назовете, мисс Фокс, лишь бы мне позволили рассказать о вас. – Кутлас Найтлингер провел писчим черным пером по губам. – Я освещаю все, что связано с возвращением Мойр, и у меня есть к вам несколько вопросов.
Земля внезапно пошатнулась под ногами Эванджелины. Меньше всего ей хотелось обсуждать события, которые произошли с Джексом. Никто не должен был проведать, что она заключила сделку с богом Судьбы.
Если бы Эванджелина полностью пришла в себя, она бы отвертелась, придумав хитроумное оправдание. Но из них двоих искусно крутиться удавалось лишь мистеру Кутласу Найтлингеру в кружевном жабо и черных кожаных штанах.
Он спешно увел ее с пиршества, минуя пару плотных золотых штор, и усадил на спрятанную в алькове скамью, где пахло тайной, мускусом и фальшивой магией. Или это был парфюм Кутласа Найтлингера?
– Мистер Найтлингер… – Эванджелина поднялась со скамьи, и мир пред ее глазами стремительно закрутился. Ей в самом деле не мешало бы поесть. – Я не думаю, что сегодня лучший день для разговора.
– Не волнуйтесь, не играет никакой роли то, что вы скажете. Я выставляю людей, у которых беру интервью, в хорошем свете. Вы уже всеобщая любимица. После принесенной жертвы вы стали одной из самых обожаемых героинь Валенды.
– Но я ведь не героиня.
– Вы излишне скромны. – Кутлас склонился ближе. Тяжелый аромат, витающий в воздухе, действительно оказался его парфюмом. – Во время Недели Террора…
– Что за Неделя Террора?
– О, это было так захватывающе! Она началась сразу после того, как вас обратили в камень. Боги и богини Судьбы воротились – поверите ли вы, что они были заперты в колоде карт? Столько бед и хаоса они принесли с собой, когда сбежали и попытались завладеть короной империи. Но история о том, как вы на свадебном торжестве пожертвовали собой и превратились в камень, вдохновляла людей по всему миру в то нелегкое время. Вы – герой.
У Эванджелины внезапно пересохло в горле. Неудивительно, что в зале собралось так много людей.
– Хочется надеяться, что я поступила так же, как поступил бы любой другой на моем месте.
– Чудно! – Кутлас достал из своего кожаного жилета невероятно крошечный блокнот и начал что-то строчить. – Моим читателям это понравится. А теперь…
Ее желудок прервал его громким урчанием.
Кутлас рассмеялся так же быстро и отточенно, как росчерк его пера.
– Проголодались?
– Не могу вспомнить, когда ела в последний раз. Мне, верно, следует…
– У меня еще несколько вопросов. Ходят слухи, что, пока вы были каменной статуей, ваша приемная мать
– Ох, Агнес – моя мачеха, – перебила Эванджелина, – она никогда не удочеряла меня.
– Думаю, можно с уверенностью сказать, что теперь она это сделает. – Кутлас подмигнул. – Ваша звездная слава будет сиять только ярче, мисс Фокс. А теперь позвольте мне записать напутственные слова для всех ваших поклонников?
Слово «поклонники» оставило дурной привкус на языке Эванджелины. Она действительно не заслуживала каких-либо поклонников. И все, несомненно, испытывали бы иные чувства, узнай они, что девушка на самом деле сотворила.
– Если вы потеряли дар речи, я могу придумать что-нибудь блестящее. – Его писчее перо прошелестело по блокноту.
– Постойте… – Эванджелина по-прежнему не могла подобрать слов, но при мысли о том, что он мог сочинить, ее бросало в дрожь. – Я знаю, что истории зачастую живут своей собственной жизнью. Уже чувствую, как тот ужас, что мне довелось пережить, превращается в сказку, но во мне нет ничего особенного, и все это – вовсе не сказка.
– И все же история для вас закончилась хорошо, – заметил Кутлас.
– Она была заточена в камень на протяжении шести недель, – произнес мягкий голос позади них. – Я бы не сказала, что история закончилась хорошо.
Эванджелина посмотрела через плечо Кутласа и увидела свою сводную сестру.
Марисоль стояла между золотыми шторами, держа сахарный торт перед собой, точно щит.
Кутлас повернулся, прошуршав кружевами и кожей.
– Проклятая Невеста!
Щеки Марисоль приобрели болезненно алый оттенок.
– Превосходно! – Перо Кутласа вновь запорхало. – Я бы с удовольствием поболтал и с вами.
– Знаете… – перебила его Эванджелина, чувствуя, что именно Марисоль сейчас нуждалась в немедленном спасении. – У нас со сводной сестрой не выдалось ни минутки побыть вместе, поэтому я вынуждена украсть ее, чтобы отведать торт.
Эванджелина наконец протиснулась мимо него, подхватила под руку свою сводную сестру и скрылась за шторами.
– Спасибо. – Марисоль крепче прижалась к Эванджелине, и хотя раньше они никогда не любили держаться за руки, Эванджелина почувствовала, что сводная сестра похудела. Марисоль всегда имела стройную фигурку, как и ее мать, но сегодня казалась особенно хрупкой. Ее кожа была бледной, едва ли не восковой, – возможно, виной тому стал разговор с Кутласом. А под светло-карими глазами девушки темнели круги, которые выглядели так, как будто не сходили уже несколько дней, а то и недель.
Эванджелина резко остановилась, пока они не присоединились к остальным собравшимся. Не так давно она задавалась вопросом, почему Люк не пришел, а теперь боялась узнать на него ответ.
– Марисоль, что случилось? И… где Люк?
Марисоль покачала головой.
– Нам не стоит говорить об этом сейчас. Это твой счастливый день. Я не хочу его портить.
– Ты испекла для меня торт и спасла от короля скандальной прессы… Думаю, ты здесь – настоящая героиня.
На глаза Марисоль навернулись слезы, и Эванджелина ощутила себя так, словно в груди провернули нож.