Однажды ты пожалеешь
Шрифт:
– Прошлую контрольную ты написала на четыре, – продолжала классная. – И самостоятельную тоже. Отсюда я делаю вывод, что ты просто всё списала у Лиддермана. А сама ничего не знаешь и твои четверки – фейк! Так ведь?
Ну я же не дура, чтобы с ней соглашаться. Она и без того постоянно норовит меня принизить.
– Нет, не так, – возразила я из упрямства.
– В самом деле? – хмыкнула она. – Почему же ты не решила две последние задачи?
– Не хватило времени.
– Хм. Всем, значит, времени
– Так уж и всем? – не сдержалась я от сарказма. Ну а что? Исаев ведь тоже не всё решил.
Вероника Владленовна на миг замешкалась, вспыхнула, но отвечать на мой вопрос не стала, сделала вид, что пропустила его мимо ушей.
– Ну что ж, Стоянова, теперь у тебя есть время. Прошу к доске. Реши задачу, подобную той, что была в контрольной.
Для меня это отдельный вид экзекуции – отвечать у доски по математике, зная, что за спиной сидят «добрые» однокласснички, готовые, даже жаждущие, чуть что поднять меня на смех. Еще и без Ярика, моей единственной поддержки. Но делать нечего...
На деревянных ногах я прошла к доске, обреченно взяла маркер.
– Читай задачу с карточки, – Вероника сунула мне распечатанный листок с условиями задачи.
Я прочла вслух, потом ещё на несколько раз про себя и даже вдруг припомнила от страха, по какой формуле вычисляется объем призмы. Правда, не сильно мне это помогло в итоге. Нет, я честно попыталась решить, но запуталась в теореме косинусов.
А Вероника Владленовна, по-моему, только этого и ждала.
– Это у тебя что? – раздраженно ткнула она пальцем в доску. – Для чего это?
– Чтобы вычислить площадь основания призмы, – пролепетала я.
– И как же ты собралась ее вычислять? – ерничала она.
– Ну… надо одну вторую стороны основания умножить на… – Я замялась. На что умножить? На синус или косинус? – На синус… тупого угла…
– Что? Синус тупого угла? Сама ты тупая! Угла АВС!
Всё это она выпалила отчетливо и громко, на миг осеклась, словно спохватилась, но лишь на миг. Увидев, что в классе её не то что никто не осудил, но даже наоборот – развеселились от ее слов, она скроила мину, будто всё нормально.
Кто-то смеялся вслух, кто-то выкрикивал другие обидные слова в мой адрес, а она сидела за учительским столом в пол-оборота и качала головой, мол, что с меня взять.
Полыхая от негодования и обиды, я швырнула маркер и пошла к своей парте.
– Стоянова! – крикнула мне в спину классная. – Тебя никто не отпускал. Куда направилась? Кто будет задачу дорешивать?
– Сами решайте свои задачи, – огрызнулась я, усаживаясь на место.
Господи, как же мне катастрофически не хватало Ярика! Он бы сейчас обязательно нашел нужные слова, поддержал. Да и классная при нём настолько не распускалась.
– Ах вот как! – взвилась Вероника Владленовна. –
– Угу, щас, – мрачно буркнула я себе под нос, но классная услышала. Или догадалась по моему выражению.
– Ясно. Я сама ей позвоню, – пообещала Вероника Владленовна.
– Чё, Стоянова, мамка поругает? – повернувшись ко мне, ухмыльнулся Шишмарев.
– Отшлепает! – выкрикнул с дальней парты Чепов.
Я показала ему средний палец. Придурок.
– Стоянова! – взвизгнула классная. – Ну всё, позвоню сразу же после урока!
– Звоните, только не забудьте рассказать, как вы меня обозвали при всем классе, – ответила я.
Она захлопала глазами, потом сжала губы так, что они сморщились как куриная гузка.
– Это не обзывательство, Стоянова, – влезла Черемисина. – Это констатация факта. Если ты тупая, как тебя ещё называть?
– Да, Стоянова, – поддакнула Юляша. – На правду не обижаются.
Класс возбужденно и радостно галдел, а Вероника Владленовна молчала. Раньше она хотя бы одергивала тех, кто орал с места. Но сейчас ей, очевидно, нравилось, что класс на её стороне. Только дура не понимала, что они вовсе не за нее, а против меня.
А если серьезно, то как же это ужасно, когда все-все против тебя! Когда все винят тебя неизвестно за что. Когда унижают и осмеивают, а та, которая должна пресекать эти нападки, сидит и молча их поощряет. От этого буквально разрывает изнутри!
– Говоришь, на правду не обижаются? – вскипела я, не вытерпев. – Окей! В таком случае, ты, – я наставила палец на Юляшу, – выглядишь глупо и смешно, пытаясь, как мартышка, подражать во всем своей подружке. Как тебе такая правда? А тебя, Черемисина, попросту жалко. Ты так стараешься, из кожи вон лезешь, чтобы Исаев на тебя обратил внимание, но ему на все твои потуги плевать…
– Ты охренела?! – вспыхнув, воскликнула Катрин.
– Фигасе Хацапетовку понесло, – присвистнул Чепа.
– А ты, Чепов, просто шут гороховый. Глупый, трусливый и никчемный. Можешь только кривляться и гадить исподтишка.
– Чего-о? – приподнялся из-за парты Чепа.
– Стоянова! – прикрикнула Вероника Владленовна. – Сейчас же выйди из класса!
– Что? Гляжу, правда уже не настолько всем вам нравится? С чего бы вдруг? На правду же не обижаются! Вы, Вероника Владленовна, чудовищно предвзяты. Мягко говоря.
– Стоянова, вон из класса!
Но меня и впрямь понесло.
– Одних оскорбляете ни за что ни про что, а перед кое-кем... бисером рассыпаетесь. Одним вы ставите двойки за контрольную, а кое-кому – даете переписать. Да, Исаев?