Однажды в Америке (др. перевод)
Шрифт:
Я повернулся к Макси:
— Подожди меня. Я схожу к директору и узнаю, что от меня хочет этот старый болван.
Макс проводил меня к лестнице:
— Мы будем рядом, если тебе понадобится помощь. Мы ворвемся в кабинет и вышвырнем старую задницу из окна.
— Не надо. Он в общем-то ничего, не такой уж плохой парень, этот О’Брайен.
— Верно, для директора он не так уж плох, — согласился Макс.
Он пошел прочь. Я подождал, пока Макси не скроется из виду. Мне не хотелось, чтобы он видел, как я снимаю свою фуражку. Я робко постучал в дверь. Послышался приятный низкий голос:
— Входите, пожалуйста.
Я
— Вы хотели меня видеть, мистер О’Брайен?
— Да, да, входите. — Его большое красное лицо приветливо улыбалось. — Входите и закройте дверь. Присаживайтесь, молодой человек, это не займет много времени. Я как раз смотрел кое-какие ваши письменные работы, они очень хороши, очень хороши. — Он взглянул на меня. Его брови нахмурились. — Но ваше поведение меня разочаровывает.
Директор снова склонился над бумагами.
Я сел напротив него, чувствуя себя не в своей тарелке. Через некоторое время он отодвинул кресло от стола и стал раскачиваться на нем взад-вперед, закинув руки за голову. Его проницательные голубые глаза блестели. Он смотрел на меня. Он думал о том, что собирался мне сказать. Мне все больше становилось не по себе. Внезапно он перестал раскачиваться и наклонился над столом. Выражение его лица стало строгим.
— Иногда я спрашиваю сам себя, почему я вами занимаюсь. Вероятно, потому, что вижу в вас кое-какие способности. Если судить по вашей успеваемости, вы — необычайно умный мальчик. И мне кажется, что я должен с вами поговорить… — Директор встал и начал расхаживать по комнате. — Не считайте сие еще одним школьным уроком. Это не так. Вам осталось провести в нашей школе всего несколько месяцев, так что ваше поведение, каким бы оно ни было, не имеет для нас большого значения, однако… — Он многозначительно поднял палец. — Ваше поведение здесь очень важно для вас, и только для вас. Этот момент может стать поворотной точкой в вашей жизни. Повторяю, не будь вы таким умным мальчиком, я вообще не стал бы тратить на вас время. Я не пытался бы объяснить вам, что путь, на который встали вы и ваши товарищи, ведет в никуда. Поверьте мне. — Директор говорил взволнованно и серьезно.
Я сидел и думал, предоставив ему вести беседу. Что он, этот старик, может знать о нас, ребятах? Ему уже почти сорок пять, и он стоит одной ногой в могиле. С другой стороны, этот ирландец совсем не плох. В качестве директора он лучший из всех, кто бывал в нашей дыре. Не то что последний старый ублюдок, который только и знал, что развешивать оплеухи.
Директор продолжал:
— Отчасти я виню в происходящем ваше окружение. Вы понимаете, что я имею в виду под этим словом?
На минуту я забыл, с кем говорю.
— Понимаю ли я, что такое окружение? — усмехнулся я презрительно.
Он рассмеялся:
— Да, да, я и запамятовал, что вас прозвали Лапшой, — вы все знаете.
Я осекся и переменил тон. Я пробормотал:
— Окружение? Вы имеете в виду Ист-Сайд?
— И да, и нет; в основном — нет. Многие, очень многие достойные люди родились и выросли в этом районе. — Он остановился и несколько секунд смотрел на меня внимательно. — Та последняя история, в которую попали вы со своими друзьями, — в чем там было дело? Зачем вы совершили это?
Я пожал плечами.
— Вы понимаете, о чем я говорю?
Я покачал головой. Я лгал. Мое лицо пылало. Откуда он об этом узнал?
— Вы знаете, о чем я говорю. — Его голос затвердел. — Посмотрите на меня, молодой человек, и давайте будем откровенны друг с другом.
Директор снова стал расхаживать по комнате. Я чувствовал себя как преступник на перекрестном допросе.
— Я говорю о кондитерской Шварца, которую вы со своими друзьями ограбили несколько дней назад.
Я готов был провалиться сквозь пол. Значит, директор знал. Ну и пошел он к черту.
— Вам известно, что, если бы не ваш рабби, не католический священник ваших друзей и не моя небольшая помощь в отношениях с городскими властями, вы все могли бы отправиться в исправительное заведение?
Я пожал плечами. Вот, значит, как он думает, этот болван. Он не знает, кто на самом деле вытащил нас из той передряги. Я раздумывал, не сказать ли ему, что все дело уладил дядюшка Большого Макси, владелец похоронного бюро? Он пошел к Монаху, гангстеру, а Монах пошел к местному лидеру Таммани, [2] и тот поговорил с судьей прежде, чем к нему успели обратиться рабби, священник или О’Брайен. Вся эта троица — полные придурки. Монах и местный босс — вот с кем надо иметь дело. У них все в руках — полиция, судьи, все.
2
Имеется в виду Общество Таммани — политический клуб, контролировавший нью-йоркскую организацию демократической партии США.
— Я с вами говорю, молодой человек. Почему вы не отвечаете?
Я опять пожал плечами. Я не мог смотреть ему в глаза. Он продолжал расхаживать взад-вперед.
— Я вас спрашиваю, зачем вы это сделали? Для забавы? Ради денег? Родители дают вам карманные деньги?
— Иногда, если отец работает, — пробормотал я.
— А сейчас он работает?
Я покачал головой.
— Сколько раз мне повторять, что невежливо качать головой и пожимать плечами? Говорите, а не отвечайте мне телодвижениями. Потом вы всю жизнь не избавитесь от этой дурной привычки.
Я пожал плечами.
Он в отчаянии воздел руки.
— Ну хорошо… есть еще одна вещь, которую я хотел бы знать. — На мгновение он замялся. — Меня все время интересовало… разумеется, я не собираюсь вмешиваться в ваши личные дела, но я просто хочу знать, чтобы правильно действовать дальше… Почему вы и ваши друзья не пользуетесь возможностью получать бесплатные горячие обеды, которые выдают в школе? Я заметил, что вместо этого в обеденный перерыв вы с ребятами играете во дворе в баскетбол. Вы — хрупкого телосложения, и я думаю, что вам совсем бы не повредил горячий суп в середине дня. — В его доброжелательном тоне снова послышалось колебание. — Скажите, это не связано с тем, что вы называете «кошерностью»?
Я покачал головой:
— Нет. Кошерность для меня ничего не значит.
— Тогда почему? Мне просто хотелось бы знать.
Я ничего не отвечал; я только пожимал плечами.
— Бесплатные школьные обеды стоят городу больших денег и усилий, — продолжал директор, — но многие из детей, которые могли воспользоваться такой щедростью, этого не делают.
— Щедростью, — усмехнулся я.
— Да, щедростью, — повторил он. — Что не так с этими обедами?
— Суп, — сказал я иронически.