Однажды в Америке
Шрифт:
— М-м, м-м, я просто умираю от голода.
— Оставь это на вечер, милашка, — со смехом ответила она.
Я дал ей свой адреса отеле и спросил:
— Ужин до или после?
— До.
— Бифштекс или цыпленок?
— Бифштекс и картофель фри.
— Ужин будет подан в девять! — торжественно произнес я.
— Остальное будет подано в десять, — ответила она уже из дверей.
Группками, парочками и поодиночке девушки покинули заведение. На помосте остался только Петушок, танцующий под звуки фортепьяно. Он вращался и совершал прыжки с невероятной легкостью и поразительной виртуозностью. Он то отбивал ногами
— Этот танец был моим посланием тебе.
Я повернулся и молча отошел от него. Макс со смехом последовал за мной. Мы сели за стол и продолжили наше ожидание. Было начало второго, когда к нашему столу подошел Большой Майк. Виновато улыбнувшись, он сказал:
— Я, пожалуй, покину вас, ребята. Скоро появится Везунчик, а я не хотел бы присутствовать при чем-нибудь грубом.
Мы холодно посмотрели на него.
— Вали, — проворчал Макс, и он отвалил.
Лысый пианист ушел почти сразу после Майка. Теодор удалился в игрушечную по размерам административную комнату. Сквозь стеклянную дверь было видно, как он что-то записывает в большую тетрадь. Я взглянул на часы над баром. Час тридцать. Мы продолжали сидеть за столом, куря, выпивая и почти не разговаривая.
Входная дверь отворилась, и в зал вошли два человека. Оба около ста восьмидесяти ростом. Один среднего возраста и здоровяк, другой совсем юный и тонкий, словно хлыст. Они походили на ирландцев, и я отрицательно покачал головой, адресуясь к Максу. Везунчик был итальянцем, а Вилли — немцем.
— Да, это не они, — согласился Макс. Оба человека остановились, оглядывая зал Я не спеша приблизился и спросил:
— Кого-то ищете, ребята?
— У нас назначена встреча с Везунчиком и другими людьми, — ответил старший.
Младший посмотрел на меня с чуть неприязненным любопытством.
— Да, Везунчик мне говорил, — произнес я. — Мы тоже в этом участвуем. Он появится чуть позже. А пока мы можем познакомиться. Выпьете с нами?
Не дожидаясь ответа, я с радушной улыбкой подхватил их под руки и подвел к нашему столу.
Макс взглянул на меня. Я кивнул и, улыбаясь, сообщил:
— Они из тех ребят, которых попросил встретить Везунчик.
Я взял бутылку и наполнил два стакана.
— Спасибо, я не пью, — сказал молодой.
Старший с улыбкой взял свою порцию и произнес:
— А я, пожалуй, выпью.
С максимальной вежливостью, на которую только был способен, я подпихнул к ним пару стульев и сказал:
— Не хотите присесть?
Они опустились на стулья и с независимым видом стали разглядывать нас. Я непринужденно рассмеялся и сказал:
— Меня зовут Морис. Это Милти. — Я кивнул в сторону Макса.
— А это Мюррэй и Марио. — Я показал на Простака и Косого. Макс хохотнул, услышав, что все четыре имени начинаются с буквы «М». Старший ирландец дружелюбно улыбнулся и ответил:
— Я Фитцджеральд, но люди зовут меня просто Фитцем. А это Джимми.
— Выпьешь еще, Фитц? — спросил Макс.
— Не откажусь.
— И кого вы, парни, представляете? — спросил Макс.
— Да это и так ясно, — сухо произнес я.
— Мы от профсоюза, — ответил Фитц. — Мы делегаты.
— И как идут дела? — с улыбкой продолжил Макс.
— Какие-нибудь
— Да почти никаких столкновений. Везунчик прислал своих людей, и это несколько помогло, — ответил Фитц.
— Это уже некоторое достижение, — заметил я.
— Да, все не так плохо. Есть несколько домов, которые Везунчик хочет оставить в стороне от дел. Но, видимо, у него свои соображения на сей счет, — сказал Фитц.
— Не нравится мне, как ведутся дела, — произнес юный Джимми.
Фитц со вздохом кивнул в его сторону:
— Он в этом деле новичок. Его только что избрали. Он думает, что он рыцарь в сверкающих доспехах, вышедший на защиту униженных рабочих. — Фитц похлопал юного ирландца по спине: — У тебя есть идеи, Джим, но ты должен уметь поддерживать хорошие отношения с людьми. Вы бы видели этого малыша на митинге, — обратился он к нам. — Это настоящий оратор.
— Я обещал людям, что забастовка будет продолжаться и расширяться, — пробормотал Джимми.
— Послушай, Джимми, — сказал я. — Занимаясь такими делами, ты должен быть политиком. Ты должен уметь время от времени идти на компромиссы.
Он пожал плечами и упрямо поглядел на меня.
— Я не иду на компромиссы. Почему я должен уступать? Те, которые меня выбирали, зависят от меня и надеются на мое честное поведение. Они не зарабатывают себе на жизнь. Женатые мужчины получают от двенадцати до пятнадцати долларов за рабочую неделю продолжительностью от пятидесяти четырех до шестидесяти часов. А Везунчик говорит, чтобы я не рвал на себе рубаху и что он устроит нам доллар прибавки без сокращения рабочего времени или без каких-либо других улучшений. — Он обвел нас упрямым взглядом. — Я пришел сюда сказать Везунчику, чтобы он отвалил. За мной сотни человек с их семьями, и я должен беспокоиться только о них.
— Ради Бога, Джим, — произнес Фитц и посмотрел на нас извиняющимся взглядом. — Не обращайте внимания на малыша, он немного перевозбудился.
— Да нет, с ним все в порядке, — сказал я. — Не берите в голову то, что обещал Везунчик. Какие у вас требования?
— Не брать в голову обещания Везунчика? — поразился Фитц и с опаской посмотрел на меня
— Да, забудьте о том, что говорил этот змеиный подкидыш. Он остается за кадром, — угрюмо глядя на Фитца, сказал Макс.
Фитц ошалело посмотрел на Макса. Затем на меня. Затем на Простака. Затем медленно перевел взгляд на Косого. Мы улыбались. Нас по-настоящему развеселило застывшее на лице Фитца выражение благоговейного страха. Да, и это всего лишь оттого, что Макс назвал Везунчика змеиным подкидышем. Наконец к Фитцу вернулся дар речи.
— А я думал, что вы друзья Везунчика, — протянул он. — Вы что, хотите взять верх и вытеснить его?
— Да. Этого мы и хотим, — ответил Макс.
— А-а-а… — с вновь обретенным пониманием протянул Фитц.
— Мне это не нравится, — сказал Джимми.
— Ты в этом не виноват, Джим, — произнес я. — А теперь скажи, с каким «багажом» ты бы хотел вернуться к своим людям?
Джим с сомнением взглянул на меня, а затем выпалил:
— Сорокавосьмичасовая рабочая неделя, минимум сорок центов в час и полуторные расценки при сверхурочной работе. Оплачиваемые выходные во время официальных праздников и признание нашего профсоюза домовладельцами.