Однажды в детстве, после Войны

Губарь Иван

Затем в этой комнате в течение нескольких лет размещалась вовноческа. Вовноческа – это малый шерсточесальный заводик, который состоял собственно из одной машины, приводимой в движение ручкой. Устройство простое. Большой барабан (диаметром около метра и шириной 1,5 метра), несколько барабанов разного диаметра, на которые набивались металлические щетки разной высоты, подающий стол и принимающий барабан. Один из барабанов, закрыт деревянным кожухом от посторонних глаз. Рассказываю так подробно, ибо без этих знаний невозможно будет понять, откуда у меня появились теплые шерстяные носки, а затем и валенки. Работал агрегат следующим образом: один человек налегая на ручку крутил большой барабан, второй бросал кусочки нечесаной шерсти на приемный

стол. У приемного барабана стоял Тит Романюк по кличке «Кривой» (на фронте потерял ногу), который снимал с барабана хорошо расчесанную, уложенную ровным слоем шерсть, сворачивал ее в кудель, и передавал благодарному хозяину. В помещении, где работал агрегат, пыль стояла неимоверная, да и запах нечесаной шерсти был не из приятных.

Я у дядьки Тита был, конечно, первым помощником. Смазка и чистка агрегата лежала на мне. За это мне от него перепадало довольно часто кое-чего съедобного (он всегда приходил на работу с сумкой, в которой были маленькие глиняные горшочки с едой), но главная добыча была в барабанах. На них всегда оставалось немного шерсти, на каждом понемножку, а на закрытом – чуть побольше чем обычно. Клиентов было много, а чистил технику я исправно почти после каждого посетителя. В итоге к вечеру набиралось немного шерсти. Конечно, большая часть шла дядьке Титу, но и мне к следующей зиме хватило на валенки. Вот так просто решилась проблема теплых рукавиц и зимней обуви.

Правда, валенки эти были не мои личные, а одни на всю семью. Свалял их прямо в нашем доме кочующий вальщик. Технологию изготовления валенок не помню, но на всю жизнь остался неприятный запах химического вещества, которое применялось при валянии. Размер у наших валенок получился большой и надевал их тот, кому было нужнее. Вот сейчас вспоминаю, и кажется мне в них нужды не было. Вполне комфортно чувствовал себя в бурках. Впервые валенки я надел в 1960 году уже, будучи рядовым солдатом, оператором станции «Снар-2» батареи разведки начальника артиллерии, легендарной 120-й гвардейской мотострелковой Краснознаменной Рогачевской орденов Суворова и Кутузова дивизии имени Верховного Совета БССР.

Другим семьям было труднее. Особенно страшна была весна. В пищу употреблялось все, чем можно было набить сосущий живот без особо серьезных последствий. Ели лебеду, крапиву, первый щавель, растущий на Большом и Малом Островах. Цветы акаций (до сих пор ощущаю их сладковато приторный вкус) ели сырыми и подмешивали в хлеб.

Толпы людей ходили весной по еще не совсем оттаявшей земле и собирали то, что осталось после осенней уборки картофеля. Затем этот гнилой и мерзлый картофель, который почему-то называли «бубликами», оттаивали, протирали через сито, промывали водой и использовали в пищу оставшийся на дне посуды крахмал. Из него же варили затируху, кисель, а если собирали много, то пекли крахмальные блины [4].

[4] Голод в СССР 1946—1947 гг., по мнению большинства исследователей, был следствием двух причин. Первая – это развал сельского хозяйства в западных регионах страны из-за последствий многолетних военных действий. Это было следствием недостатка рабочих рук, техники и лошадей, уничтожения множества сёл и деревень.

Немного статистики – за время войны более 70 тысяч (тысяч!!!) сел и деревень просто исчезли с карты СССР. Были уничтожены в ходе военных действий, часто – сожжены вместе с жителями. Из 9200 населенных пунктов, разрушенных и сожженных немецкими оккупантами и коллаборационистами в Белоруссии во время Великой Отечественной войны, свыше 5295 были уничтожены карателями вместе со всем или с частью населения.

После войны численность трудоспособного мужского сельского населения откатилась к уровню 1931 года, поставок сельхозтехники в годы войны не велось, имевшаяся сельхозтехника была либо вывезена немцами, либо пришла в негодность. Поголовье лошадей составляло около 45% от довоенного, поголовье скота также резко сократилось. Показатели 1940 года по количеству крупного рогатого скота в РСФСР были достигнуты только к началу 50-х, поголовье свиней сравнялось с довоенным только в 1950 г., а количество коз и овец в этом году еще изрядно уступало показателям 1940-го года.

Как следствие – валовая продукция сельского хозяйства за годы войны сократилась на 40%. Это первый фактор.

Второй – засуха 1946 года. Она не была катастрофической, но для ослабленного организма, как известно, даже обычная простуда может оказаться фатальной. В итоге урожай зерновых в 1947 году составил 98,5 млн тонн, что на 20 млн тонн ниже, чем в 1940 году и на 25 млн ниже, чем в 1950-м.

Голод охватил почти все западные области СССР – число больных с диагнозом «дистрофия» составило по РСФСР 600 тыс., на Украине – более 800 тыс., в Молдавии – более 300 тыс. Смертность от дистрофии иногда достигала 10% от общего числа людей, которым был поставлен этот диагноз, также выросла заболеваемость так называемой «асептической ангиной», вызванной употреблением в пищу неубранного прошлогоднего зерна, бывшего под снегом. Особенно высокой была детская смертность, в начале 1947 года составлявшая до 20% общего числа умерших. (прим. редактора).

Однако, несмотря ни на что, в нашей деревне не умер ни один человек от голода. Во многом это заслуга местных властей. Особо нуждающимся оказывал помощь колхоз. В деревне, в доме моего дяди Андрея, раскулаченного и высланного с семьёй в Котлас, был создан детский сад и там было бесплатное питание. Контроль осуществлял лично председатель. Да, всем не хватало хлеба, жиров, но спасала картошка.

При этом, несмотря на голод и бедность, мы все же оставались мальчишками, которым хотелось хоть каких-нибудь развлечений. Взрослым нами заниматься времени не было, и поэтому свой досуг мы организовывали сами.

Глава третья. Деревенские клички. Маршал и «Депутатка». Важнейшие из искусств – кино, танцы и спорт

Я уже упоминал про появившуюся в деревне «полуторку». Шофер дядя Андрей (деревенская кличка Вихранок) для нас, мальчишек, был если не богом, то небожителем точно.

Почему вместо фамилии называю кличку? В нашей деревне очень многие семьи имели именушки, которые переходили от родителей к детям. Забывались причины и обстоятельства, из-за которых деревенские остряки наделяли человека порой оскорбительным прозвищем. Дело иногда доходило до смешного. Приезжий спрашивает, где найти Семена Бута. Народ задумывается и молчит. Не знают такого. И только после того как кто-то скажет: «А, так это же Семен Алабон». Все разочаровано произносят «Ну, что ж ты? Так бы и спросил!». Получается, Бута нет, а Алабона все знают. Причем приклеивались именушки намертво. Вот прошли годы, помню всех односельчан, но многие фамилии забыл (мало ими пользовались), а прозвища помню.

Вообще происхождение и значение многих прозвищ совершенно непонятно. Хотя многие из них раскрывали глубинную сущность данного человека. Кроме того, при помощи прозвищ было легче идентифицировать личность. Сразу оговорюсь реакция людей на эти прозвища была разной. Одни воспринимали их с юмором, другие болезненно морщились, но воспринимали молча, а бывали случаи, когда дело доходило и до драки.

К сожалению, или к счастью, в деревне было много людей, носящих одинаковую фамилию. Я уже упоминал двух Бутов – «предпринимателя» Василия Алабона и охотника Якова Шаматуна. Фамилия «Бут» у нас в Сельце была очень распространенной – на памятнике погибшим односельчанам она упоминается больше 15 раз. Поэтому, что бы отличить одного Бута от другого и использовали клички. «Алабон» получилось, скорее всего, как производное от «балаболка». Когда дядя Андрей говорил, то слова произносил невнятно и быстро. «Шаматун» получился скорее из за его суматошного поведения.