Однажды в Древней Греции
Шрифт:
Не отрывая чудесных чуть раскосых глазок от обшитой парчой коробочки, красавица снова залилась нежным румянцем:
– Сердце моё отныне и навеки принадлежит только Аполлону!
И именно в этот самый момент за крепкой дубовой дверью раздался жуткий вой, полный ненависти ко всему живому, вероломно подслушивающего интереснейший разговор сына местного плотника.
***
Выходить из такого уютного безопасного и пахнущего вкусными пирогами жилища очень не хотелось.
Ко всему ещё хозяева стали бросать на Фидиппида укоризненно нетерпеливые взгляды, мол, что же ты не уходишь, братец. Вслух пока ничего такого не говорили, но как видно, очень уж им хотелось поскорее спровадить гостя куда подальше и начать прятать чудесный бесценный подарок, а то при чужом человеке… Мало ли там чего потом случится. Посланец, конечно, посланцем, а вот возьмёт да и сопрёт дар богатого жениха.
Кто его знает, сколько этот неведомый Аполлон своим слугам платит? Может и зажимает зарплату, держа в худом теле.
Опасливо выглянув в окно и не обнаружив следов могучего ревнивца, марафонец любезно распрощался с пастухами, после чего скрепя сердце вышел на крыльцо.
Услышал захлопнувшуюся за спиной дверь, глубоко вздохнул и…
Мощный порыв ветра без всякой пощады сбил бегуна с ног и грубо поволок за угол.
Через пару мгновений Фидиппид понял, что то был вовсе не ветер, а багроволицый Лессал, который без проявления малейшего уважения к своей поверженной жертве, тащил марафонца за шиворот старого хитона прямо по пыльной, пустой в столь ранее время деревенской греческой улочке.
– Сейчас я с тебя за всё спрошу… - зловеще шептал сын плотника. – И за невесту, и за коленную чашечку, и за…
– Эй, любезнейший? – раздался откуда-то со стороны до боли знакомый немного глуховатый голос. – Куда это ты так спешишь?
Ревнивец остановился, обеспокоенно оглядываясь по сторонам.
Из-за ближайшей хижины зловеще выдвинулся смуглолицый детина, сжимавший в руках огромный кузнечный молот.
– А ты кто ещё такой будешь? – удивился Лессал, с уважением изучая лоснящиеся бицепсы незнакомца. – Наш новый кузнец?
– Моё имя Гефест! – поигрывая молотом, хрипло ответил здоровяк.
– Ни разу не слышал о таком?
– Скоро услышишь! – пообещал божественный на все руки мастер. – Лучше отпустил бы ты моего друга по добру по здорову… А то зубы они ведь не вечные – вторые не вырастут! Сегодня у тебя их тридцать два, а завтра, глядишь и всего шестнадцать осталось…
– Какого ещё друга? – не понял Лессал и даже оглянулся, не стоит ли кто у него за спиной.
– Вот этого! – Гефест грозно указал на лежащего в пыли Фидиппида.
Ревнивец поспешно разжал руку, выпуская ворот слегка надорванного хитона.
– Так-то лучше! – кивнул божественный кузнец и медленно пошёл на сына плотника.
– Эй, дядя… - Лессал испуганно отскочил в сторону. – Ты это… не балуй лучше…
Но Гефест, похоже, его даже не слышал, поудобнее перехватывая
Пожалуй так как побежал в тот момент жених Дафны, не бегал даже сам марафонец Фидиппид в свои лучшие годы. Даже пятки у ревнивца задымились.
Мгновение и деревенская улица опустела. Только столб жёлтой пыли напоминал о недавнем присутствии здесь коренастого дурака.
– Вовремя я подоспел, дружище, ты не находишь? – улыбнувшись, божественный кузнец подал марафонцу руку, чтобы помочь встать.
– И не говори! – в свою очередь улыбнулся бегун, принимая строго вертикальное положение. – А как ты так удачно здесь оказался?
– Да Зевс меня послал! – признался Гефест, машинально касаясь блестящей абсолютно безволосой макушки. – Хочешь, спрашивает, реабилитироваться в моих глазах? А я ему – понятное дело хочу! Вот и реабилитировался!
– Что ж, поздравляю! – искренне проговорил Фидиппид, отряхивая запыленные одежды. – Рад, что ты так быстро после ранения оклемался…
***
Свадьба была намечена на воскресенье.
По этому поводу собралась огромная масса дармоедов из окрестных деревень, выдававших себя за близких родственников юной невесты. Бедолага Пеней (отец прекрасной пастушки) в ужасе смотрел на неиссякаемый поток разновозрастных родственников.
Особенно его поразил больной проказой одноногий старец, нагло выдававший себя за младшего единоутробного брата Дафны.
– Да это просто кошмар какой-то! – жаловался понимающе кивающему Фидиппиду несчастный пастух. – Я раньше и не думал что у меня может быть такое большое количество разных родственников… Сдаётся мне, что не все они те, за кого себя выдают…
– В особенности единоутробный прокажённый старец! – ловко ввернул марафонец.
– Вот-вот! – необычайно оживился Пеней. – Следовало бы, конечно, навести порядок и начистить кое-кому наглые мордасы, но ведь грядущее пиршество всецело оплачивает жених. Поправь меня, добрый друг, если я ошибаюсь?
– Вы совершенно правы, достопочтенный!
– В таком случае, к чему вмешиваться? Пусть как следует погуляют, мне ведь не жалко. Чем больше народу, тем лучше. Прославится свадьба моей единственной дочурки на всю Аттику. И в самом деле, где это видано, чтобы простой пастух принимал добрую сотню благодарных гостей!
К счастью для хитрого прохвоста, Зевс на светлом Олимпе был того же мнения справедливо пологая, что чем больше смертных присутствует на свадьбе, тем лучше. Так сказать, отличная реклама Олимпа, о существовании которого многие ещё даже и не подозревали.
Ближе к полудню под звуки грянувших непонятно откуда фанфар с неба спустился златокудрый жених, собственной персоной, увидав которого прекрасная Дафна таки грохнулась в обморок от переизбытка гормонов и романтических чувств.
Невесту привели в себя довольно нестандартным способом – растирали щёки холодным козьим молоком.