Однажды, в галактике Альдазар
Шрифт:
“Жаль. Могли бы поспорить на мою башку, например.”
“Нужна мне твоя башка…”
“Да ладно, чем не трофей? Ты же у нас любитель трофеев, я читал твоё досье. И неофициальное тоже, кстати. Спор мог бы решить одну небольшую проблемку… Но вопрос сейчас в другом: и что нам со всем этим делать? А, Володь? Так-то ситуация пахнет писюнами.”
Что делать…
По правде, Мал не знал ответа на этот вопрос. Ну то есть как…
Он прекрасно знал, например, как закончит Боря. Ещё Малатеста знал, что в любой момент может опустить на планету свой страховочный катер, болтающийся около одной из местных
Малатеста даже допускал, что вытащит Бобра. Не только потому, что Деймос хочет собрать очередную коллекцию; на самом деле, Мал готов признать (пусть и только мысленно), что его хозяин не такой уж идиот. Иногда. Очень редко. И выбирает для себя только лучших — или самых интересных, как минимум.
Лёха Бобр, несмотря на дрейфующую в свободном полёте крышу, кадр определённо интересный.
А ещё он прошёл первый тест.
Впрочем, речь ведь не о Лёхе сейчас. С ним проще, но остаётся то, что посложнее. Есть ещё контактеры, на которых плевать Деймосу. И Фобосу. И моллюсковому начальству.
И Малатесте должно быть плевать, конечно. Но он всегда был дефектным, разве нет? Бракованный. Неправильный. И вот они, очередные проявления.
Например, док Камилла, которая прижалась к его плечу. Или та же самая Вика, память о чёрных глазах которой досталась ему в наследство от Владимира.
Малатеста ненавидел это дерьмо, на самом деле: они умирали, но продолжали жить в его подсознании, как призраки. О, Мал бы много чего мог рассказать о призраках! Он получил их в наследство столько, что хватило бы на сотню проклятых домов. Потому что, кто бы там что ни говорил, за спиной у каждого из нас стоит призрак. И даже не всегда один.
Взять вот Владимира… Владимир был зациклен на своём чернявом. Он убеждал себя, что забыл, что ему наплевать, но по факту взгляд мёртвых чёрных глаз преследовал его всю жизнь. И он готов был сделать всё, всё на этом грёбаном свете, чтобы призрак перестал на него смотреть. Пусть и не осознавал этого.
Малатеста успел узнать о призраках больше, чем самый заправский экзорцист. Он за эти годы убедился, что их не прогоняет ни святая вода, ни попытки что-либо доказать, ни самовнушение. Боятся призраки только прямого, уверенного, твёрдого взгляда. Глаза в глаза. И честности, граничащей с болью, честности, выворачивающей наружу. Только такая честность помогает признать и признаться, остановить и остановиться… пусть не сразу, но она изгоняет призраков.
Жаль, почти никто не решается.
Так или иначе, Мал много знал о призраках. И знал, что оставить контактеров здесь — это дополнить свою коллекцию ещё двумя. Одним, черноглазым, и другим — мальчиком, обречённым вечно смотреть на улетающие с верфи корабли. Мал знал, что, если контактеры умрут, этот мальчик ему приснится. Он встанет над ним во время очередного приступа сонного паралича, от которого Мала не мог исцелить даже Двадцатый. “Ты — это я. Ты такой же”, — скажет мальчик. А после стремительно повзрослеет, и посмотрит глазами Владимира, и криво, презрительно улыбнётся…
Мал не хотел себе новых призраков. Но и как вытащить контактеров, не раскрыв себя, придумать не мог. А работа превыше всего, ведь так?
17
И у Бобра, кажется, были ровно такие же проблемы. Но они оба не могут просто взять и всех спасти. Эти игры не так работают, верно? Малу вообще, строго говоря, приказали оставить как можно меньше свидетелей. Конечно, с другой стороны, на приказы Фобоса ему было наплевать, а Деймос добавил: “Развлекись там.” Но…
Вика: “Они заблокировали внутренний канал связи, но, кажется, на корабле потасовка.”
Ну да, стоило догадаться, что от идеи с фактическим убийством коллег придут в восторг не все.
Владимир: “Кто у нас рядом с кораблём? Лино, ты вроде бы рапортовал, что вы с Брайаном и Корой рядом?”
Брайан: “Там же Нэлла! Нэлла, любовь моя, ты меня слышишь?”
Нэлла: “О, так теперь я твоя любовь? Извини, дорогой, но корабль улетел! В том числе и корабль моей любви. Ты же не думал, что я просто так прощу тебе измену, правда? Борис полностью прав насчёт всей этой ситуации, если ты спросишь меня!”
Брайан: “Ты что, шутишь? Ты бросишь меня здесь умереть?!”
Нэлла: “Я поспособствую торжеству справедливости! И восстановлю женские права! Все мужчины-кобели должны быть наказаны. Ты получил по заслугам, и мне даже не стыдно!”
Вика: “Н-да… Слышь, выдра, а тебе не кажется, что ты как-то превратно понимаешь женские права? За них принято бороться не так и не там, ты в курсе?”
Нэлла: “Молчала бы уж, солдафонка. Я тебе не нравилась, потому что на меня, в отличие от тебя, смотрят мужчины. Или не можешь простить, что я Владимиру нравлюсь, а ты нет? Я знаю таких стерв, как ты!”
Малу было иррационально неприятно слышать подобное. Чего не сказать о Двадцатом.
“Вот видишь! — выдал он. — Мы ей нравимся!”
“Ей нравится Владимир,” — напомнил Мал кисло.
“Так мы его съели! Значит, теперь ей нравимся мы. Разве не логично?”
Мал с трудом подавил порыв побиться башкой о стену.
“Человеческая логика не так работает.”
“Человеческая логика просто не работает. А вот логика Амо работает всегда! Мы его поглотили, значит, мы — это он. Мы ей нравимся! Давай выберем её для размножения?”
“Далась тебе эта идея!”
“Я хочу большую колонию.”
“А я хочу, чтобы окружающие меня психи оставили меня в покое!”
“Глава нашей колонии сказал бы, что ты выбрал для этого не ту профессию”.
Мал сдавленно зарычал.
Вика: "Я всё поняла. У нас тут педерача “В мире животных”, и сегодня мы проходим вид “Тварь обыкновенная, подвид клинически тупой”. Ты что, на полном серьёзе оставишь человека умирать, просто потому что он тебе изменил?”
Лино: "Может, передача?"