Однажды в лифте
Шрифт:
Ну бяка же!
— Не от меня, а от сыра.
— Сыр у тебя, значит — от тебя!
— Слушай, — Дятел явно начал злиться, — почему ты такая раздражительная? Тебя парень бросил?
Я так опешила, что забыла про сыр.
— Почему это?
— Что — почему? Почему бросил или почему раздражительная?
— Нет! Почему это ты так думаешь?
— Да потому что у тебя все симптомы недотраха!
Ух…
— Вонючка ты. Как твой сыр, — сказала я, отворачиваясь. — Придумал недотрах… Да ты меня вчера в этот
— Вот потому и вколачивал, видимо, что тебя парень бросил, да? — насмешливо сказала эта ехидна. — Иначе он уже заявился бы ко мне в квартиру с дробовиком.
— Больно ты нам нужен. Потом ещё сидеть из-за тебя, дятла недоделанного.
— Почему это дятла?
— Да потому что ты дятел, целыми днями то стучишь, то сверлишь! И питаешься, наверное, червячками в стенах. Закусываешь их сыром с плесенью!
К моему удивлению, сосед не разозлился, а рассмеялся. И вместо того, чтобы свернуть с намеченного пути, остался на нём, спросив:
— Так ты, получается, своему парню ничего про наш секс не рассказала?
И кем он меня считает, интересно знать? Трахаться с другим, имея парня — в моём случае мужа — это…
Вот убила бы!
— Рассказала. Он предложил устроить тройничок.
Судя по ошарашенному молчанию, такого ответа Дятел не ожидал. Так тебе, вонючка!
— Ты сейчас серьёзно или шутишь?
— Такими вещами не шутят! — я всё-таки повернулась к соседу лицом и округлила глаза. — Ты что! Тройничок — это очень серьёзно! Ты с какого боку предпочитаешь, с переднего или заднего?
Сосед скрестил руки на груди, глядя на меня с укоризной.
— Шутишь, мармышка.
Секунду я молчала, переваривая услышанное.
А потом завопила:
— Кто-о-о-о?!
22
Андрей
Ах, как сладка оказалась месть!
— Мармышка. Мартышка и мышка в одном лице. Это ты.
Она всё молчала, только глаза таращила, напоминая уже не мармышку, а какого-нибудь долгопята.
— По-моему, оригинальнее, чем твой дятел.
Она очнулась и, процедив:
— Гораздо! — бросилась на Андрея, явно чтобы выцарапать глаза или задушить.
У мармышки было несколько секунд форы, пока он освобождал руки от сумок, и она успела мазнуть кулаком ему по скуле. Но потом Андрей сжал её в объятиях и, оттеснив к стене, поцеловал.
Она укусила его за нижнюю губу, пошла кровь, и солёно-сладкий вкус заполнил рот, почему-то возбуждая сильнее. И это сопротивление — руками мармышка пыталась оттолкнуть его от себя — тоже.
Куртка чертовски мешалась, и Андрей сбросил её на сумки, не отрываясь от соседкиных губ, потом начал стаскивать верхнюю одежду и с неё, но она так вертелась, что он плюнул — и, притеснив девушку к стене как можно плотнее, обеими ладонями сжал грудь, одновременно с этим погружаясь языком в сладкий и мягкий рот.
Он и не понял, в какой момент мармышкино сопротивление превратилось в осторожную ласку. Она тихонько погладила его одной ладонью по затылку, а вторую положила на плечо, и это оказалось настолько приятно, что Андрей застонал, не отрываясь от её губ и груди с острыми сосками, которые было так восхитительно возбуждающе сжимать…
…Они даже не заметили, как двери лифта раздвинулись с оглушительным грохотом, и кто-то весело и пьяно произнёс:
— Оп-па! Интим!
23
Анна
Вчерашний Палыч заявился, как снег на голову. И с одной стороны, я этого человека-торта готова была убить за то, что так рано нас освободил — между ног-то уже горело всё — и в то же время была ему благодарна. Ни к чему это, ни к чему!
Но у Дятла, наверное, во рту какой-нибудь наркотик или афродизиак. А как ещё можно объяснить то, что я теряю голову от его поцелуев?
Я, конечно, люблю целоваться, но не до такой же степени… Я ведь даже не знаю, как его зовут!
И эта «мармышка»… Убила бы гада!
Когда Палыч радостно возопил про интим, мы с Дятлом отшатнулись друг от друга, и я при этом ударилась головой о стенку лифта. Зашипев, потёрла затылок и посмотрела на соседа, наверное, с ненавистью — по крайней мере он от этого моего взгляда вздрогнул.
Господи, спасибо, что ты на этот раз не дал нам… э-э-э… полураздеться. Вот Палыч был бы счастлив. Ещё и телефон бы достал — запечатлеть прекрасную картину «Голожопые в лифте».
И мы с Дятлом потом были бы звёздами инстаграма. Хотя… не уверена, что Палыч слышал про инстаграм…
— Ну и прально, прально, — продолжал радоваться наш дважды спаситель, — чем ещё заниматься, мля, когда в лифте застреваешь!
— Можно на стенах рисовать, — предложила я, застёгивая куртку наглухо, до самой шеи. Не знаю даже, зачем, в лифте было жарковато — особенно после случившегося, — да и домой скоро приеду, но… Так я, наверное, чувствовала себя более защищённой. От Дятла, который решил, что будет долбить не только свою квартиру, но и меня.
— Я те нарисую, мля! — погрозил мне пальцем человек-торт. Хотя… он скорее человек-перегар. — Я тя тогда из этого лифта не выпущу, пока не отмоешь!
— Не волнуйтесь, — вмешался соседушка. — У нас нет с собой ничего, чем рисовать на стенах можно.
— На стенах рисовать можно всем, — возразила я. — Я вот в детстве творогом рисовала, а мой троюродный братик — собственными какашками.
— Фу, — хором сказали Дятел и Палыч.
— Фу, — подтвердила я. — Но зато его мама теперь говорит, что это была его первая в жизни инсталляция. Художником вырос.