Однажды в Лопушках
Шрифт:
Перед Оленькой тотчас появилась тарелка.
Железная!
И железная кружка, содержимое которой пахло травами… кривая вилка, ложка… боги, они всерьез думают, что она будет есть… вот так? Как будто… да что это за…
Оленька почувствовала, что сейчас устроит очередной скандал.
Знатный скандал.
И открыла было рот, чтобы донести до окружающих всю глубину своего возмущения, но наткнулась на изучающий взгляд некроманта.
– Если вы не голодны, – сказал тот. – То можете собираться.
– Куда?
Оленька нахмурилась.
–
Он это серьезно?
Серьезно.
И… и не только он. Все они! Они думают, что Оленька сюда… да она немедля уедет! В конце концов, до Москвы за часа полтора добраться можно. А там… пусть матушка сама очаровывает это вот чудовище.
– Но я настоятельно рекомендовал бы вам все-таки позавтракать, – некромант произнес это мягко, так с Оленькой говорил прадедушка, единственный, пожалуй, человек, который не возлагал на неё надежд, но просто радовался тому, что Оленька есть. – День будет сложным.
И не обманул, с-скотина.
Глава 13 О тяжком труде кухарки и некоторых случайных встречах
Его внутреннее достоинство было настолько внутренним, что я, признаться, его и не заметила.
Вернуться, как я надеялась, после завтрака не вышло. Во-первых, и пекла долго, ибо блины – это вам не каша, чтоб закинул все да поставил париться. Блины – дело долгое. Во-вторых, и сам завтрак затянулся. А в-третьих, права была тетка, сказавши, что кухню эту в порядок приводить придется.
И еще если выйдет привести.
Я старалась.
Нет, действительно старалась.
Перебирала котелки, которых нашлось в коробках целых пять штук, зато сковородка лишь одна, да и та махонькая, покрытая окалиной снаружи и чем-то горелым изнутри. Протирала миски, тарелки да вилки с ложками. Их явно позаимствовали из университетской столовой, а потому были они кривоваты, местами гнуты и вновь же покрыты слоем хорошего застарелого жира.
Потом пришла очередь ревизии съестного, принесшая очередные сюрпризы. Нет, гречка – это хорошо и полезно, но не в количестве же четырех ящиков, тогда как макарон нашлась лишь одна пачка. Еще обнаружились пара банок тушенки. Пакет лаврового листа и продранный – с остатками черного перца. Горошком. Соли – две пачки, а сахара – на самом донышке пакета.
Я вздохнула.
И оглядев разобранное хозяйство – хоть плита переносная работала, да горельные камни были сожжены едва ли на треть – поняла: так дело не пойдет. Нет, я могу и гречку готовить, но что-то подсказывало, что день этак на третий светилам науки она
– В город надо ехать, – сказала я некроманту, здраво рассудив, что раз уж он волею своей меня к этой кухне привязал, то пусть теперь и разбирается. С кухней в том числе. – За продуктами.
– А что, уже закончились? – Верещагина выглядела непривычно пыльною, грязною и оттого – злою. Она смахнула со лба паутину. – Быстро ты, милочка… управилась.
– Да нет, – я оскалилась, стараясь не слишком пялиться на крупного паука, который споро карабкался по кудрям Верещагиной. Кудрей у неё хватало, так что пауку было где прятаться. – Могу и гречку готовить.
– Гречка – это хорошо, – Важен пританцовывал на месте. Он явно был голоден, но блюдя порядок, не смел влезть поперек начальства. – Гречка – это полезно…
– Тогда обрадую. Её у вас два ящика, – ему я улыбнулась вполне искренне.
Ирбис, стало быть.
Не то чтобы второй облик такая уж тайна. Если бы спросила, Важен рассказал бы, но… как-то вот случая не представлялось. Да и вовсе, давно заметила, что люди обыкновенные изо всех сил стремятся сделать вид, что остальные тоже обыкновенны.
А оборотни и не возражают.
Им оно проще.
– Боги, – вздохнула Верещагина и шею поскребла, на которой проступили пятнышки комариных укусов. – Куда я попала?
– В науку, – Бажен хохотнул. – Держись. Наука никого не щадит…
Гречки я ему наложила с горкой. А что, хорошая получилась. Я её обжарила слегка, а потом заправила что тушенкой – срок годности последней подходил к концу, а потому беречь банку смысла не было, – что жареным луком да морковью. И лист лавровый пригодился.
И перец.
Синюхин молча подал тарелку, а потом еще отвернулся, сделав вид, будто вовсе со мной не знаком. Зря это он. Можно было бы ведь и по-человечески.
Можно.
– Вы… присаживайтесь, – а некромант вернулся. – Вы ведь тоже не обедали, верно? В город мы съездим. Вы ведь подскажете куда?
Он вдруг смутился, хотя, казалось бы, чего уж тут?
– Можно и к нам в лавку, но там цены будут повыше, но если до Земельинска, то там гипермаркет имеется. Самое оно будет.
Я вдруг тоже смутилась.
Беспричинно.
И от смущения, не иначе, а еще чтобы Синюхина позлить, который изо всех сил делал вид, будто меня тут вовсе нет, не стала отказываться от обеда.
– Вот это наглость, – не удержалась Верещагина, поднеся к носу ложку, на которую уставилась с видом, будто никак решить не могла, то ли в рот её отправить, то ли в ближайшие кусты зашвырнуть. – Прислуга, чтоб вы, Николай Егорович, знали, не должна обедать за одним столом с хозяевами.
И в рот сунула.
…может, ей травок каких заварить? Не из вредности, но исключительно для очищения организма. Тетушка вот говаривала, помнится, что женская стервозность происходит большею частью от недостатка этого самого очищения.