Однажды в Париже
Шрифт:
Они вернулись в гостиную в тот момент, когда молодежь, окружавшая Нинон, взялась потешаться над следующим высказыванием кардинала.
— «Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них что-нибудь, за что его можно повесить»! Вот именно так он и сказал? — спросила Нинон. — Он мог так сказать, я уверена, но это не чья-то остроумная выдумка, господа?
— Среди нас нет никого, кто бы сидел под столом кардинала и запоминал его словечки! — ответили ей.
— Кот, кот! — воскликнул Вуатюр. — Нужно похитить и допросить одного из кардинальских котов. Эти маленькие демоны все запоминают!
— Так одного, говорят, уже украли?..
— Он разболтает все тайны его преосвященства!..
— Нет! Если это демон, который служит кардиналу, то…
— Если это демон на посылках, как же он позволил себя украсть?..
Нинон посреди этой веселой суматохи чувствовала себя как в раю. А вот де Голль — как на пороге ада. Он понимал, что образованные молодые люди, аристократы и чиновники, шутят. Но знал он также, как при малейшем намеке на запах серы шелуха образованности слетает и остается перепуганное существо, готовое поверить в любой бред.
Полгода назад был сожжен на костре священник Урбен Грандье, обвиненный в колдовстве и в сношениях с дьяволом. Судьи, выносившие приговор, и свидетели обвинения наверняка были неглупыми людьми, умевшими на досуге пошутить на самые разные темы. Острословие господ могло в итоге обернуться бунтом вообразившего Бог весть что простонародья.
Леди Карлайл, удобно расположившись на небольшой софе между двух окон, с интересом наблюдала за тем, как де Голль молчит и хмурится. В гостиной мадемуазель де Ланкло она не видела господ, которые могли бы пригодиться лорду Элфинстоуну. По крайней мере, пока не видела. Решив сделать ставку на мадам де Комбале, Люси прекрасно понимала, что и другие возможности грех упускать. Но здешняя молодежь была слишком далеко и от короля, и от кардинала.
Неожиданно входная дверь отворилась, и молодой герцог де Меркер пропустил вперед Катрин де Бордо. Она вошла, опустив голову, так что мелкие светлые локоны, завитые от висков, упали ей на щеки. Герцог же, наоборот, расправил плечи и задрал нос, желая выглядеть победителем — не менее, как добрый король Генрих, торжественно вступающий в покоренный им Париж.
Анри вскочил.
Обстановка ему благоприятствовала — можно попытаться объясниться. Леди Карлайл отошла на другой конец гостиной и не смогла бы, вольно или невольно, изобразить его подругу. Герцог де Меркер сразу ввязался в разговор о кардинальских максимах и предположил, что ежели судить по строчкам, то у самого кардинала их уже наберется тысячу раз по шесть, стало быть…
— Молчите, герцог, молчите! — приказала Нинон.
— Но раз он себя считает честным человеком!..
— Если он честный человек, то он никак не может считать себя честным человеком!..
Анри не заметил, кто завязал новый спор — о логических умопостроениях. Кто-то вспомнил парадокс Эпименида: «Один критянин сказал, что все критяне лжецы», кто-то возразил, что это парадокс философа мегарской школы Эвбулида, и пошло-поехало!..
Де Голлю дела не было до древних философов и нынешних эрудитов — он видел перед собой Катрин. И понимал, что один шанс из тысячи у него еще есть. Катрин хоть и согласилась выйти замуж за герцога, но еще не стоит под венцом!
— Мадемуазель… — начал он.
— Месье… — тихо откликнулась она.
— Я искал вас… Я просил леди Карлайл взять меня с собой, поскольку вы… так мне сказала госпожа де Мортмар…
— Леди Карлайл? Та англичанка, что сидит рядом с господином Вуатюром?
— Да, мадемуазель. Я знаком с ее супругом… Когда она приехала, я засвидетельствовал ей свое почтение… как воспитанный человек…
Анри понятия не имел, существует ли лорд Карлайл или бедняга давно уже на том свете.
— Да, я понимаю.
— Я надеялся увидеть тут вас…
— Я слушаю, господин де Голль.
— Я хотел говорить с вами…
— Да, я слушаю.
— Госпожа де Мортмар сказала, что вы с герцогом будете здесь…
— Не понимаю, как она это узнала?..
— Я тоже. Но она сказала… И вы здесь!
Анри понимал, что пора переходить к объяснению, но ничего, кроме «я искал вас», произнести не мог. Ему было страшно.
Что такое страх, он знал. Если человек, побывавший на войне, клянется, что не ведал страха, то цена его клятве — стертое су!
Катрин же вела себя странно — не улыбалась, в глаза не глядела, уставилась в пол, как будто хотела найти там то самое стертое су.
Объяснение никак не получалось.
— Я должен вам сказать…
— Я вас слушаю…
И тут к ним подошли герцог де Меркер и Нинон. Хозяйка дома присела в низком реверансе перед фрейлиной королевы, а герцог как-то очень ловко встал между Катрин и де Голлем.
Анри опустил голову. Вот и завершилось объяснение, не успев начаться!
Обругав себя растяпой и дурнем, Анри решил подождать, пока кончится нежное воркование хозяйки дома и Катрин. Он был сам на себя смертельно зол и решил не уходить из этого дома без объяснения! Меж тем он обвел взглядом гостей и, сделав несколько шагов, оказался возле компании молодых людей, о чем-то шептавшихся.
Анри честно искал хриплого «демона» с лютней!
Он сам не знал, почему вдруг обернулся. И окаменел, встретив взгляд Катрин. Она молча смотрела на него, сдвинув брови, и он вдруг смутился, отвернулся.
Случайно в поле его зрения оказалась дверь гостиной. Эта дверь приоткрылась.
Анри увидел лицо человека, который задержался на пороге, обводя взглядом гостиную, и уже кому-то улыбался, кого-то приветствовал тонкой рукой в ореоле дорогого кружева.
Это снова был аббат де Гонди!
На мгновение их взгляды встретились. Аббат заметно посерел лицом, тут же отступил назад, дверь захлопнулась.
— Простите, — сказал Анри непонятно кому и кинулся вдогонку.
На его беду, де Гонди, истинный щеголь, прибыл в гости не верхом, а в портшезе. На сей раз на нем был костюм сочного малинового цвета и изумительно подобранные к костюму по тону чулки. Пачкать их в парижской грязи аббат, естественно, не пожелал.
Здоровенные носильщики с портшезом еще топтались у крыльца, норовя развернуться так, чтобы не попасть в лужу. Они уже и место присмотрели, где ожидать хозяина, — кабачок по соседству. Там можно было установить во дворе под навесом портшез. Раньше чем часа через три господин аббат домой все равно не соберется.