Однажды в Париже
Шрифт:
— Действительно, зачем?.. — Отец Жозеф задумчиво почесал переносицу. — Ну, то дело прошлое. Что же вы теперь предпримете, сын мой?
— Завтра я заступаю на дежурство днем и попрошу господина де Кервеля отправить меня в обход вместо господина де Лузиньяка. — Шарль сам не заметил, как стал говорить с азартом, будто на охоту собрался. — Думаю, во время обхода я этого Поля и найду!
— А вдруг это не тот Поль? — прищурился капуцин.
— А какой? — искренне удивился д’Артаньян. — Он же был с тем самым человеком, которого я видел во время похищения кота его преосвященства и который
— А вот, кстати, кто же такой этот ваш злонамеренный господин, так упорно стремившийся лишить вас жизни?
— Понятия не имею, святой отец!.. Но я отправил к прево служанку из дома Помпедула, Камиллу, чтобы прислали людей забрать тело. Думаю, если этот… гм, разбойник отличился еще где-нибудь, его непременно опознают по составленному ранее описанию.
— Что ж, будем надеяться и молить Господа, дабы направил наши усилия по верному пути, сын мой, — сказал отец Жозеф и, кряхтя, выбрался из кресла-качалки, где так полюбил размышлять в последнее время. — Благословляю тебя на праведное дело: найти самозванца и привести на справедливый суд. Однако помни: никакого лишнего шума и лишних свидетелей по этому делу! Его преосвященство сильно переживает, что история попадет на языки его недоброжелателям. Так не давайте им такого повода, господин д’Артаньян.
На следующее утро Шарль явился в кордегардию вовремя и преисполненный решимости изловить нахального бастарда кардинала, посмевшего водить за нос столько людей, пойти на кражу собственности его преосвященства да еще поднять руку на слугу Господнего, можно сказать, при исполнении!
Лейтенант де Кервель, против обыкновения, оказался трезв и озабочен явно не мыслями о вине. Когда д’Артаньян вошел, лейтенант что-то старательно писал на листе гербовой бумаги, медленно выводя пером буквы и высунув кончик языка от напряжения. Он даже не заметил появления предмета его постоянного раздражения, и Шарль получил редкую возможность наблюдать командира за столь необычным занятием.
Он и наблюдал, тихо присев у другого края стола и погрозив пальцем готовому расхохотаться напарнику по караулу, шевалье де Совиньи. Этот юноша, года на два-три младше д’Артаньяна, оставался еще по-мальчишески весел и беззаботен, задирист и простодушен, как и сам Шарль в его возрасте. Общительный характер и незлобивость, а также полное отсутствие склонности к интригам быстро сделали шевалье душой компании, и до сей поры ни одна ротная пирушка не обходилась без его участия.
Лейтенант наконец закончил свой нелегкий труд, отложил перо и поднял голову.
— Ага, — изрек он, увидев д’Артаньяна, — сегодня вы необычайно точны, граф. — Он вынул свою гордость, карманные часы на золотой цепочке, и с минуту рассматривал циферблат, явно позабыв о присутствующих.
— Господин лейтенант, — вежливо напомнил о себе Шарль, — мы с Совиньи хотели бы сегодня пойти в обход, с вашего разрешения… — И он бросил выразительный взгляд на шевалье. Тот сразу смекнул, что предстоит нечто увлекательное, и с энтузиазмом закивал.
— В обход?.. Ну что ж, пожалуй, вам не помешает размяться, господа. — Де Кервель неожиданно осклабился. — Говорят, от долгого стояния в ногах образуются отеки, так что потом сапоги не надеть! А вам, молодым кавалерам, еще на балах танцевать, хе-хе!..
«Действительно — хе-хе, — подумал Шарль. — Вам-то самому, господин де Кервель, годков ненамного больше, чем нам?» Вслух же сказал:
— Конечно, вы правы, месье. Мы немедленно приступаем. Идем, Совиньи!
Как только они оказались на улице, шевалье нетерпеливо дернул гасконца за рукав колета.
— Шарль, ради бога, что вы еще задумали?
— Не волнуйтесь, Ги, ничего противозаконного. Просто мне необходимо сегодня побродить по саду и поразмышлять. А в вашей компании делать это не в пример веселее, чем, скажем, с Лузиньяком или де Бурне.
— А… я-то чем буду заниматься? — растерялся юноша.
— Выполнять служебные обязанности, конечно!
Они вошли в восточную калитку сада Тюильри и медленно двинулись по боковой аллее в сторону левого крыла дворца. День выдался на удивление теплый, совсем весенний. Солнце светило в полную силу на безоблачном лазоревом небе, и спустя четверть часа мушкетеры слегка взопрели, несмотря на неспешную ходьбу. Не сговариваясь они скинули тяжелые плащи на скамейку в ближайшей беседке.
— Заберем на обратном пути, — небрежно махнул рукой Шарль. — Никто здесь на них не покусится — Лувр!
— А вот скажите, д’Артаньян, вы уже были влюблены?
— Конечно, Ги! Разве вы встречали хоть одного гасконца, который бы не имел дамы сердца?
— Значит, у вас она и сейчас есть?
— Разумеется.
Они свернули на южную аллею и пошли к центру сада, где располагалась гордость покойной королевы Екатерины, заложившей парк, — огромный квадратный бассейн со ступенями, в середине которого бил фонтан в виде королевской лилии. Бассейн, ступени в него и фонтан — все было изготовлено из розового каррарского мрамора.
— О, как бы я хотел иметь свою даму сердца! — воскликнул Совиньи. — Это же так чудесно: видеть ее, слышать ее, думать о ней!..
— Да вы настоящий романтик, мой друг! — усмехнулся д’Артаньян. — Только в жизни все гораздо сложнее… Например, моя дама сердца, увы, замужем.
— Я вам искренне сочувствую, граф! Но я уверен, что вы, такой умный и благородный человек, найдете достойный выход из вашей непростой ситуации.
— Возможно, Ги, возможно…
Шарль не договорил, всматриваясь вперед, и заметно подобрался. Совиньи проследил за его взглядом и увидел далеко, возле бассейна, человека, сгребающего граблями в кучу зимний мусор. Д’Артаньян явно следил именно за ним, и юный шевалье в недоумении спросил:
— Вы знаете этого садовника, граф?!
— Пока — нет, но очень надеюсь познакомиться с ним поближе. И поскорее!
Шарль резко прибавил шаг, так что невысокому Совиньи пришлось почти бежать за ним. Садовник их пока не видел, продолжая свое неспешное занятие. Но речная галька, которой были усыпаны дорожки сада, громко скрипела под сапогами. Д’Артаньян морщился на ходу от этого звука, досадуя, что не может подойти к садовнику неслышно. Чем меньше оставалось шагов, тем больше в Шарле крепла уверенность, что это именно тот самый Поль Доре, которого ему так подробно описал Паскаль.